– Стой… – просипела Марина, из последних сил подчиняя собственную гортань. – Ты не сказал… после обряда… это могущественное и бессмертное существо… это все еще буду я, Марина Валевская? Оно еще будет человеком?!

«Хорошая охота, Спасенная. Хорошая охота», – ответ прозвучал не в ушах, в голове. Затем кожа на спине, груди, животе, бедрах земной женщины лопнула, разошлась лентами, завиваясь в причудливый узор.

На прием к Верховному Сумматору Силантьев не попал ни на следующий день после собеседования-допроса у друга юности, ни через день, ни через неделю. Как всегда бывает, самые важные дела откладываешь ради непрерывной череды повседневных забот. Сначала пришлось сопровождать Илгу в «Теплый ручей»: егеря поминали Николая Сапрыкина, погибшего в кейптаунской трагедии – подумать только, девять дней уже прошло! Затем потребовалось личное присутствие на выездной сессии Президиума Совета в Новой Зеландии, затем… да впрочем, не важно! А утром 9 июня – Силантьев точно запомнил дату, так как именно в этот день четыре года назад погибла «Амальгама», – позвонили ему. Не из приемной Сумматора, номер вызывавшего был незнаком. И лицо, появившееся на экране видеокомма, он видел впервые. Средних лет мужчина со шкиперской бородкой, в белой медицинской шапочке и в белом халате. Сердце пропустило удар.

– Здравствуйте, друг вице-секретарь. Можете уделить мне несколько минут? Я Тодор Джакович, главврач Вырицкого спецгоспиталя.

– Спецгоспиталь? – на смену секундному испугу пришло удивление.

– Да. Госпиталь для сотрудников Контакт-Центра – неземлян.

– Да, да, я понял! – Разумеется, Силантьев, как вице-секретарь, знал о существовании этого заведения в своем ведомстве, но чисто теоретически, бывать там ему не доводилось, на счастье. – Чем могу быть полезен, друг Тодор?

– Наш пациент Октавиан-Клавдий вчера выписался из госпиталя. Он оставил письмо для вас и просил сегодня его вам передать.

– Октавиан-Клавдий выписался? – удивленно переспросил Силантьев. – Позвольте, насколько мне известно, он был в коме?

– Совершенно верно, был в коме больше двух месяцев. Вышел из нее восемь дней назад… Я бы сказал, частично вышел. Его дважды навещал глава Карантинного Комитета. После вчерашнего визита он настоял на выписке Октавиана-Клавдия.

Главврач говорил сухо, сразу понятно, – скоропостижной выпиской он недоволен. Силантьев хмыкнул.

– Что ж, выписался, значит, выздоровел. Так что там с письмом? Вы уже переслали его на мой адрес?

– Я бы не решился на такое оптимистичное заключение… Что касается письма, то оно не совсем обычное. Оно написано на бумаге, и я должен отдать его вам лично в руки.

– На бумаге? – Силантьев был поражен. И заинтригован. – Что ж… тогда, очевидно, нам нужно встретиться.

– Да. Я понимаю, что вы очень заняты. Сегодня вечером, после работы, я могу принести письмо…

Вечером?! Столько терпеть Роман Витальевич не мог.

– Нет-нет, не стоит утруждаться. Через полчаса я буду у вас.

* * *

Джакович встретил его у ТЛП-кабинки, спрятанной в прозрачный павильончик на территории госпиталя, протянул руку для приветствия. Ростом и комплекцией они с Силантьевым были одинаковы, да и возрастом, пожалуй, тоже. Это было приятно – внешне похожим людям всегда легче начать общение. Рукопожатие получилось неожиданно крепким. «Хирург!» – решил Силантьев.

Письмо оказалось сложенным вчетверо и склеенным по краям листом бумаги. Текст был на внутренней стороне, а снаружи красовался выведенный четким каллиграфическим почерком адрес: «Моему крестному и учителю лично в руки». От незамысловатой надписи на сердце потеплело. Роман Витальевич улыбнулся, взглянул на доктора.

– Так как все-таки дела у Октавиана-Клавдия? Мне показалось, вы не в восторге, что он уже выписался? Есть какие-то опасения?

Джакович пожал плечами:

– Если бы это были земные сиамские близнецы, я бы без колебания провел операцию по их разделению и со стопроцентной гарантией спас Клавдия. Но антаресец – это не две личности со сросшимися телами, а одна, оперирующая двумя мыслительными аппаратами. Скорее, я бы провел аналогию с человеком, у которого левое и правое полушарие получили некую автономию и начали работать по принципу каскадного усилителя. Если одна ступень выходит из строя, оставшаяся просто не в состоянии нормально функционировать. Непонятно, выдержит ли мозг Клавдия удвоившуюся нагрузку? Мы очень мало знаем о психологии си-гуманоидов. И, как оказалось, ничего не знаем об их нейрофизиологии. Я настаивал, чтобы пациент оставался под непрерывным медицинским наблюдением как минимум месяц. Но – увы, мнение лечащего врача оказалось не самым важным.

Силантьев нахмурился. Объяснение доктора ничего не объясняло. Пожалуй, стоило и ему проведать крестника. Он повертел в руках распечатанное письмо, оглянулся на кабинку телепорта. Джакович понял его нетерпение, заторопился:

– У вас, должно быть, много дел? Не смею вас задерживать. Право, я мог бы и сам доставить…

– Да-да, мне пора! Спасибо большое, до свиданья!

Силантьев вновь пожал крепкую ладонь хирурга и шагнул домой.

Он с трудом удержался, чтобы не распечатать письмо раньше, чем доберется до кабинета. Потом сообразил, что распечатывать, собственно, и нечем. Кажется, в старину для этого существовали специальные ножи? Ладно, обычный кухонный тоже подойдет!

Он метнулся на кухню, едва не сшиб по пути Илгу.

– Рома, что случилось? Зачем тебе нож?

Силантьев только отмахнулся.

«Здравия желаю, Учитель!» – с приветствием антаресец попал впросак, как обычно. Письмо занимало едва половину листа, и Роман Витальевич проглотил его мгновенно. Затем прочитал второй раз, медленно.

«Я должен просить у Вас прощения. Мы повели себя недостойно – мы подозревали в Вас изменника и врага нашей Родины Земли и собирали доказательства Вашей вины. Да, мы выполняли приказ, но это нас не оправдывает. Недостойно разумного существа выполнять приказы не задумываясь, подобно субэл-автомату. Теперь я вижу, что приказы были ошибочными. Истинные враги оказались хитрее и проницательнее, чем мы думали. Они делали ставку на то, что люди все еще не умеют доверять друг другу, по-прежнему готовы подозревать друг друга во лжи. Что люди начнут искать виноватых среди людей. Так и случилось. Я не помню всех подробностей операции «Аббат», так как ее вел Октавиан, но я не верю, что Вы враг и предатель. Они Вас использовали, как многих других. И если они решат, что Вы становитесь помехой, они не остановятся ни перед чем. К сожалению, я не могу вас защитить. Берегите себя, Учитель!

Ваш недостойный крестник, Клавдий».

– «Аббат», значит… – процедил сквозь зубы Силантьев. – Ладно, друг Сандро, сочтемся.

И набрал на видеокомме номер приемной Сумматора.