Не проронив больше ни слова, он развернулся и ушел к кострам. Эльтдон проводил его настороженным взглядом, потом поднялся на спину парайезавра и стал рыться в тюках, чтобы взглянуть, все ли в порядке с Книгой. Нет, кажется, старый мошенник не рискнул к ней прикоснуться. Успокоенный, эльф немного полистал желтые шелестящие страницы, потом снова спрятал томину и уснул. Он не заметил, как пристально следил за ним Сафельд. А если бы и заметил, не понял бы, что таилось в глазах седого тролля. Совсем не алчность или злоба, нет, в них тихонько свернулась клубочком жалость. И еще чуть-чуть отчаянья.

8

Льются дождевой водой серые дни, льются, точно где-то в небесах образовалась дыра и время течет оттуда быстрым потоком. Пропали лламхигин-и-дурры, и все стало так, как бывало каждый год. Размеренная поступь парайезавров, ленивые беседы погонщиков, долгие ночи у костров.

Эльтдон, ощущавший вначале некоторую отчужденность, теперь полностью считал себя своим в караване. Разговоры не затихали при его появлении, кто-нибудь обязательно дружески звал астролога в кружок сидевших у пламени, просил рассказать какую-нибудь историю или поведать, что же вещуют звезды ему самому или его знакомым, жене, детям, оставшимся в Бурине. Кое-кто покачивал при этом головой и, вздыхая, заявлял, что мол, все, закончились его бурные деньки, самое время и остепениться. Денег вполне хватит, чтобы безбедно дожить до старости, а уж дети, когда подрастут, пускай сами позаботятся о своих зрелых годах. И осторожно косился туда, где в этот момент находился дуршэ. Никто не желал признаваться даже самому себе, но, по правде сказать, такую перемену в настроении вызвало неожиданная миграция лламхигин-и-дурров. Старые умудренные караванщики понимали, что это обстоятельство заставит Годтара-Уф-Нодола и тех, кто с ним останется, искать новую дорогу с востока на запад, а это влекло за собой много других неприятностей. Кроме того, само предприятие в таком случае становилось менее доходным. Не время ли вспомнить о семье и покое?..

Дуршэ и сам понимал, что дело плохо. В глубине души он, наверное, надеялся, что все еще каким-то образом уляжется, образуется. Например, лламхигин-и-дурры почудят-почудят — да и вернутся обратно в южные топи. Или же неожиданно их свалит какая-нибудь болезнь. Или…

«Или вернется Создатель, — горько усмехался он самому себе и шел, поглаживая загрубелую кожу на мордах парайезавров. — Все, старик, отыграл ты свое, отбегал. Нет предела жадности, но всегда найдется предел рисковости. Может быть, вот он, твой предел?»

Сафельд тоже ходил мрачный, зная, что тяготит киноцефала, но не в силах помочь ему. За ежедневными заботами о насущном тролль почти забыл о Книге и эльфе, ее сюда принесшем, то есть забыть-то он, конечно, не мог, но вот думать о том, что предпринять, перестал. Сафельда больше заботила судьба родного каравана.

И только Вальдси, немного оправившись и набравшись сил, казалось, даже повеселел. Нет, угрюмость не покинула его окончательно, но все же в глазах что-то такое заблестело… Что ж, это можно было понять — дождевик ведь лучше всех остальных знал, как близко они находились от смерти. Но что неизменно удивляло Эльтдона и некоторых других, кто давал себе труд задумываться над этим, так это то, что колдун не стремился вернуться домой. По пути каравану не раз попадались деревушки, в которых, без сомнения, нашлись бы желающие проводить путешественников дальше, но Вальдси не желал и слышать об этом. Он утверждал, что обязался довести караван до настоящего тракта — и сделает это. Эльф сильно подозревал, что дождевик пожелает отправиться с ними и дальше, но пока держал свои подозрения при себе. Зато последние дни, не заполненные ничем интересным, позволили ему повнимательнее приглядеться к чародею.

Как и все дождевики, Вальдси был худощав и высок. Его голову покрывали долгие космы коричневых, с прозеленью, волос, из-под которых проглядывали большие внимательные глаза. Внешне похожий на эльфа, он, впрочем, не сторонился представителей других рас Ниса, собравшихся в караване. А здесь их было очень много, представителей этих самых рас: и тролли, и гномы, и альвы, и эльфы, и киноцефалы, и карлики, и… Список можно было бы продолжать еще долго, и Эльтдон порой удивлялся, почему Годтар-Уф-Нодол собрал такую необычную команду. Видимо, это еще одно из проявлений тайной мудрости дуршэ, которой он не спешит делиться.

Колдун вел себя спокойно и уверенно, показывая, что знает цену собственным возможностям и не обманывается по поводу их значимости для каравана. Несколько раз он указывал на скрытые ловушки, поставленные местными жителями на зверя, предупреждал о возможных опасностях — в общем, отрабатывал оговоренную сумму вознаграждения.

Стоит ли удивляться, что Сафельд, озабоченный судьбой каравана, в конце концов остановил свой взор на дождевике? И стоит ли удивляться тому, что через некоторое время он, решившись наконец, отозвал колдуна в сторону и заговорил с ним о чем-то? Стоит ли? Да, наверное, не стоит.

Тем более что Вальдси ничего не сделал. Дождевик лишь пожал плечами и ответил, что Книга не представляет угрозы для каравана, а кроме безопасности он ничего не обещал. Тролль в сердцах сплюнул в вязкую жижу под ногами и ушел прочь. Колдун же улыбнулся и вернулся к костру допивать цах. С этой ночи он начал внимательно следить за Эльтдоном, не уверенный, впрочем, в том, станет ли вмешиваться. Это было не его дело, а Вальдси очень не любил ввязываться в подобного рода приключения. Как правило, они не доводили до добра.

А Эльтдон постепенно менялся. Ни он сам, ни дуршэ не замечали еще этой перемены — слишком уж она была неуловимой и скрытой. Внешне эльф оставался таким же, как и был, когда впервые попал в караван. А вот внутренне… Наверное, не зря так торопился избавиться от Книги Фтил, наверное, не зря он радовался, даже не признаваясь еще самому себе в причине, когда Асканий с кентаврами и дорогим гостем скрылся вдали. Наверное…

Всего этого Вальдси не знал. Он просто наблюдал. Иногда делал осторожные выводы. Иногда жестом, словом, поступком проверял свои подозрения. Иногда старался сделать так, чтобы никто из караванщиков не заметил того, что происходит. Он обещал охранять караван — он его охранял. А все прочее… там разберемся.

Сафельд обратил внимание на то, что его слова не прошли даром, и тоже успокоился. Главное — добраться до Бурина. А там… разберемся.

Эльтдон же ничего не замечал и с нетерпением ждал очередной ночи, чтобы осторожно, прячась от посторонних взглядов, полистать Книгу. Голос здравого смысла, тревоживший его раньше, теперь утих. Все равно этот голос никто не желал слушать.

Там разберемся…

Когда-нибудь у мертвого окна появится твоя седая тень.

Когда-нибудь ты снова будешь знать о тех мечтах, что обрывает день.

И беззаботно улыбнувшись, ты забудешь на минуту о беде.

И снова зацветут в саду цветы, а я… Я буду неизвестно где.

Опять я буду где-то погибать, без права умереть, без права жить.

Я буду вновь тюльпаны обрывать и вновь пытаться жизнь перекроить.