Опрашивавшие Чапмена заметили, что он «волнуется при каждой возможности поговорить о Дагмар Лалум». Он возвращался к этой теме вновь и вновь, утверждая, что дал ей слово обеспечить ее финансовое положение и восстановить ее доброе имя после войны: «Одной из его целей было наладить ее отношения с соотечественниками, объявив, что все это время она тайно работала против немцев». Новая пассия Зигзага казалась девушкой достаточно искренней, однако МИ-5 не забыло Фриду Стевенсон, которой все еще помогала британская секретная служба. «Все полагали, что, если Чапмен вернется, он женится на Фриде, — в каковом обещании он теперь искренне раскаялся», — записал один из скептически настроенных собеседников Эдди.

В качестве последнего козыря Чапмен рассказал, как Дагмар через норвежское подполье узнала о высадке союзников на Сицилии, и о ее связях с Сопротивлением. Что еще нужно, чтобы доказать ее чистосердечие? В МИ-5, однако, считали иначе. Британская разведка контактировала с «Милоргом», главной группой норвежского Сопротивления, однако считала эту организацию чересчур громоздкой, неэффективной, страдающей от многочисленных утечек информации. Эта Дагмар явно принадлежала к «Милоргу», и, если бы она сообщила своим товарищам о том, кто такой Чапмен, это еще больше усложнило бы дело. Дагмар работала на одну секретную организацию, была связана с другой, при этом получая деньги от третьей. С точки зрения британцев, у этой леди было слишком много поклонников, чтобы рядом с ней можно было чувствовать себя спокойно: «Дагмар находится в контакте с норвежским подпольем, пользуется доверием агента британской секретной службы, а в настоящее время ее материально поддерживает германская разведка».

Вера Стефенса в Чапмена осталась неколебимой, однако и он призывал к осторожности: «Нельзя не признать, что я восхищаюсь мужеством этого человека, однако я не могу отрицать странности его характера. В Англии его ищет полиция за совершенные преступления. В Германии ему воздает королевские почести немецкая секретная служба. Было бы вполне естественно, если бы в конце концов за эти годы он невзлюбил Англию и проникся восхищением к немцам. На самом деле к своему шефу Грауманну он испытывает больше чем восхищение — настоящую страсть. Сейчас его главная цель — по окончании войны обосноваться в Париже вместе с Дагмар Лалум. Кому же, в конце концов, верен Чапмен? Я лично полагаю, что всем понемногу и примерно в равной пропорции».

Те, кто поддерживал Чапмена, включая Тара Робертсона, указывали, что он уже в достаточной степени продемонстрировал свою лояльность. Этому, однако, противопоставлялись его криминальное прошлое, привязанность к фон Грёнингу, а теперь еще и проблемы, связанные с его очередной романтической страстью. После долгих обсуждений все наконец пришли к согласию. В «одной из самых поразительных глав в истории шпионажа времен войны» произойдет еще один поворот событий. Чапмен вновь получит шанс продемонстрировать свою отвагу.

30 июня, через два дня после приземления, Чапмен под одобрительным взглядом Ронни Рида послал первую радиограмму фон Грёнингу: «ЖЕСТКАЯ ПОСАДКА, ОДНАКО ВСЕ В ПОРЯДКЕ. ИЩУ МЕСТО ПОСПОКОЙНЕЕ. ВЫЙДУ НА СВЯЗЬ В ЧЕТВЕРГ. ДАГМАР».

Британия, выдержавшая за годы войны множество тяжелых ударов, со страхом ждала появления у Гитлера летающих бомб. Нацистская пропаганда заранее кричала о новом оружии, с помощью которого немцы отомстят Британии за бомбежки фатерланда и наконец-то сломят сопротивление англичан. В начале 1944 года немцы сообщили своим агентам, что те ради собственной безопасности должны уехать из Лондона. Первые летающие бомбы с реактивными двигателями и весьма несовершенной конструкцией появились в небе над британской столицей ночью 13 июня. Бомбы, каждая из которых несла 1800 фунтов взрывчатки, летели со скоростью 400 метров в час,[1]громко жужжа, словно ядовитые насекомые. Как только горючее заканчивалось, наступала зловещая тишина: бомба падала на землю и взрывалась.

Сначала немцы отправляли на Британию одну-две летающие бомбы за раз, затем они полетели целыми стаями. Ночью 15 июня Британию поразили 217 ракет, сорок пять из которых разорвались в центральной части Лондона. Было невозможно предсказать их появление и почти нереально сбить их; ракеты «Фау-1» привнесли дополнительную ноту неуверенности в жизнь гражданского населения. Люди вслушивались в гудение двигателей в небе, страшась внезапно наступающей тишины. Как всегда, пытаясь перебороть страх перед жестоким оружием, британцы придумали ему смешное прозвище, называя летающие бомбы «муравьиными львами».

Ракеты летели вслепую — в этом была их сила и их слабость. Никто не мог с точностью сказать, куда упадет очередная бомба, и не было никакой возможности проследить ее путь. Эта проблема возникла при бомбардировках Лондона: немецкие ракетчики целились в центр города, однако ракеты падали в 2–3 милях от Трафальгарской площади. Джон Мастерман сделал логический вывод: «Ясно, что немцы могут лишь корректировать огонь, делая поправки и ориентируясь на полученные результаты, информация о которых должна поступать к ним с докладами из Британии». Если бы удалось сфальсифицировать эти доклады, «Фау-1» можно было бы направлять туда, где они причиняли бы наименьший вред.

К тому моменту, как Чапмен появился в Лондоне с приказом докладывать о разрушениях, нанесенных летающими бомбами, уже был разработан базовый план дезинформирования противника. Если двойные агенты в своих докладах будут преувеличивать число ракет, упавших в северной и западной частях Лондона, преуменьшая при этом количество взрывов на юге и востоке города, немецкие наводчики на стартовых площадках решат, что целятся слишком далеко, и уменьшат дальность полета ракет. На самом же деле летающие бомбы не долетали до центра города, и с помощью тщательно регулируемого потока фальсифицированных данных их можно было бы отвести еще южнее и восточнее, подальше от густонаселенных районов центрального Лондона и даже за черту города, где они будут падать в полях и лесах. Разумеется, у этого способа дезинформации существовал ряд ограничений: «Если ракета попадет в собор Святого Павла, бессмысленно и опасно будет сообщать, что она попала в здание кинотеатра в Айлингтоне», ведь немцы быстро узнают правду, и доверие к двойному агенту будет подорвано. Мастерман дал «Комитету „Двадцать“» указание «решить, сможем ли мы дезинформировать противника таким образом, не раскрывая наших агентов».

По мнению трезвомыслящих сотрудников военной разведки, этот план был ясен и логичен, однако убедить кабинет министров одобрить хитрость, которая, спасая одних лондонцев, в то же время обречет других на гибель, было куда сложнее. Политики спорили, приводя маловразумительные аргументы, утверждая, что общественной морали будет нанесен урон, если летающие бомбы начнут падать на другие, до сих пор не пострадавшие от бомбардировок районы страны, тогда как привыкшие к бомбежкам жители центрального Лондона «научились выживать» (и умирать), свыклись с разрушениями и им будет проще смириться с новыми бомбардировками. Министры не решались взять на себя «страшную ответственность», направив удар на какую-то часть Лондона. Однако, невзирая на их колебания, план начали воплощать в жизнь.