Я пожимаю плечами, достаю из кармана фляжку с куриной кровью и выливаю часть на простыню.

— Вот так. Ты была честной девушкой.

— Н-но…

Я уже не обращаю внимания на вампиршу. Стягиваю с себя все, кроме нижнего белья, и заваливаюсь на простыни. Хорошо…

Кажется, она что-то там шипит и ворчит, но я спокойно засыпаю. Не полезет. Только не сегодня, когда дворец пирует, за дверями спальни куча людей, а наутро мы еще и простыню предъявить должны, с кровавым пятном. Какие там покушения!

Выспаться бы!

* * *

Просыпаюсь я утром от аккуратного прикосновения к моей… анатомии.

Лавиния явно хочет заключения брака. Приходится оторвать от себя шаловливую ладошку и коротко объяснить:

— Клыки вырву.

Вампирша зло шипит, но я непреклонен, аки праведник.

— Посидишь пока на голодном пайке, а там посмотрим.

— А как же дети?

— От тебя?!

Не поймите меня превратно. Я готов был иметь детей от Карли, да и в принципе, женись я на обычной нормальной девушке — я бы не возражал.

Но смешивать свою кровь с полувампиршей?

Вампиры — это низшие демоны. Золотари и мусорщики демонического мира. Дешевка.

Дрянь.

А я — потомок Аргадона! Вы ж не будете скрещивать рысака и ишака? Особенно для получения лошадки-кровопийцы? Оно мне надо — ребенок, который будет пить кровь из подданных в буквальном смысле? И в переносном-то не стоит!

Да даже не в этом дело. Я сейчас не могу иметь детей. Они ведь будут использоваться, чтобы меня шантажировать, подставлять, или вообще — нет Алекса — есть его наследник! И любящая мамочка!

Ура!

Так что — увольте. Вот усядусь на трон, закреплюсь, обживусь — тогда и детей можно. От человека.

— Естественно. — Лавиния выглядит воплощенной невинностью. Только глаза зло горят. — Или ты хочешь?..

— Не хочу. Но детей мы пока заводить не будем.

— Почему?!

— Потому что слишком велико искушение и для тебя, и для твоих хозяев, — коротко ответил я.

Лавиния надувает губки:

— Учти, если муж не обращает на жену внимания, та может и поискать его на стороне…

— На костре, например. Если твоя иллюзия спадет где-нибудь на балу, ты там и окажешься. А я буду в первых рядах горевать о своей загубленной душе.

— Ненавижу!!!

— Это — сколько угодно!

— Тварь!

Лавиния, выставив пальцы наподобие когтей, собирается вцепиться мне в лицо, но куда там! Я легко отбрасываю женщину на пол, а потом, с кровати, цепляю за волосы и приподнимаю к своему лицу.

— Запомни, тварь. Оскалишь на меня зубы — получишь плетей. Посмеешь сказать хоть одно лишнее слово — получишь плетей. Не будешь меня слушаться — тоже получишь плетей. Серебряных. Более того — иногда ты просто так будешь получать плетей. Чтобы не забывала, кто из нас маг, а кто — нечисть. Ты что — думаешь, я на твои прелести поведусь?..

Стук в дверь обрывает содержательный диалог. Пришли за простыней.

Ур-роды!

* * *

«Наслаждаться» семейным счастьем мне выпало ровно три дня.

Потом дядюшка объявляет войну Риолону. И вызывает меня к себе.

— Алекс, раз уж ты не смог уберечь моего сына…

Я ожидаемо тяжко вздыхаю. Не смог. Потому как и не старался. Но горюю!

— Я доверяю тебе армию. Надеюсь, ты меня не подведешь.

Ага. Сделаешь Лавинии ребенка и быстро сдохнешь. Не дождетесь. Но армию я принимаю. И — ругаюсь в голос. Аккурат на первом смотре, когда вижу дыры на сапогах солдата в строю. И это — впереди. У стоящих сзади уже не дыры в сапогах, а скорее пара кожаных заплат на дырах. Генерал пытается мне что-то вякнуть на эту тему, мол, им не сапогами воевать, — и ожидаемо попадает под раздачу. По моему приказу находят веревку, наклоняют березку, ну и… понеслась душа к небу.

В первый день были повешены четыре генерала и пятнадцать полковников.

Во второй — шестнадцать интендантов.

В третий я с удовольствием обнаруживаю на солдатах новые сапоги и понимаю, что урок пошел впрок. И задумываюсь, кого надо повесить из придворных. Выходило так, что почти всех.

Абигейль вопит. Двое из повешенных генералов приходились ей дальней родней. Так что…

Да как я мог?! Как у меня совести-то хватило?! Почему я не посоветовался?! И что это за конфискация имущества в армейскую казну?! Пач-чему не в государственную?!

Я отбиваюсь всеми конечностями.

А как быть?

Армии воевать, тяжко трудиться, работать… Они босиком должны в поход идти? И риолонцев шапками закидывать? Так давайте и шапки отберем! Пусть пайками швыряются! Благо армейский сухарь ни надкусить, ни разжевать нельзя!

Аргументом послужил тот самый сухарь, подсунутый под нос дядюшке. Ей-ей, можно бы сказать, что у него токсикоз — так быстро Рудольф освободился от обеда. А что тут такого страшного?

Подумаешь, червячки беловатые ползают по галете, опарыши называются…

Солдаты это едят. А вашему величеству я даже понюхать не предлагаю!

Оценил и заткнулся. Мгновенно, как выключили. То-то же…

Я предлагаю показать сухарик тетушке, но дядя не соглашается. Нельзя-с. Абигейль беременна! Ага, аж два раза! На всякий случай я еще раз спрашиваю Лавинию — но нет! Вампирша точно знает, что Абигейль не в тягости. Откуда?

Ну, запах крови вампиры могут почувствовать, как ни маскируй духами. А женщины в определенные периоды… доказывают, что не беременны.

Отсюда простой вывод — Абигейль действительно задумала подмену. Прикажет принести ей ребенка — и скажет, что сама родила.

Тут я ничего не могу сделать. Но и время ей давать я не собирался.

* * *

— Вернись с победой, Алекс.

— Я верю в тебя!

— Ура Александру Раденору!

Крики, цветы, песни рогов и труб. Войско выступило в поход к границам Риолона. Туда же двигались и теваррцы. А мне предстоит…

Мне предстоит пройти по самому краю.

Дядя уже отправил письмо королю Риолона. Ответа пока не получили, но в результате я не сомневался. Его письмо было ультиматумом войны, полным гневных упреков и обвинений. Рудольф даже не усомнился в словах теваррцев. Хотя в этом был виноват и я.

С другой стороны, что я мог сделать?

Убеждать его в своей правоте? Чтобы и меня подставили?

Томми рвется со мной, и в этот раз я соглашаюсь. Кто-то должен прикрывать мне спину. Рене же приходится оставить дома, на хозяйстве, с большой просьбой приглядеть за Лавинией.