Хэсина покачала головой и только потом поняла, что Мэй ее не видит.

Но она ее увидела.

– Потому что наша сила и есть огонь, – продолжала она, не останавливаясь ни на секунду. – Но неукрощенная сила подобна пламени, объявшему фитиль. Она может нести свет; также она способна нести разрушения. Раньше все пророки проводили не один год в императорских академиях, где они учились контролировать свой огонь. Гонения уничтожили эту систему. Сейчас пророки, обладающие мощным даром, не могут воспользоваться им, потому что иначе они в буквальном смысле сгорят.

Были и другие ограничения. Пророки не могли увидеть собственное будущее, а то будущее, которое им являлось, проносилось перед их глазами короткими вспышками, одним вариантом из сотни. Самые талантливые и умелые пророки могли сузить это число до десяти, но будущее все равно оставалось изменчивым, особенно когда оно касалось людей. Предсказать судьбу королевства было чрезвычайно трудной задачей.

– Именно по этой причине пророки императора не предвидели переворот, – объясняла Мэй. – Одиннадцать героев должны были погибнуть, но в самые темные моменты жизни люди способны на удивительные вещи.

Мэй пыталась отвлечь Хэсину, и у нее, к сожалению, получалось. Слова военачальницы сплелись с ударами ее сердца. Наконец-то правда, которую она узнавала, не казалась ей чем-то неестественным. Все, что говорила Мэй, заполняло пробелы, которые остались в голове у Хэсины после прочтения книг.

Могут ли пророки узнавать друг друга?

Нет, проверенного способа не существует. Можно догадаться по маленьким особенностям поведения, но, чтобы узнать наверняка, нужно увидеть кровь.

Многие ли пророки владеют и даром, и магией одновременно?

Дар существовал сам по себе, но притягивать («магия» заключалась в том, что пророки как бы тянули будущий момент в настоящее) могли только те, кто умел видеть. Раньше способностями к притяжению обладал каждый пятый пророк. Теперь, когда многие семейства были полностью уничтожены, эти способности проявлялись у одного пророка из двадцати.

В голову Хэсины закралась мысль.

– А кто-нибудь пытался увидеть прошлое?

– Никто не знает наверняка, – ответила Мэй. – Королей никогда не волновало прошлое. Они лишь хотели узнать, как покорить будущее.

Тишина накрыла их, словно одеяло. Мэй могла говорить бесконечно, а Хэсина могла вечно ее слушать. Но у них не было бесконечности. У Мэй оставалось всего лишь несколько часов, а она дарила их Хэсине.

– Мэй… – начала Хэсина, но тут же осеклась. Она не могла извиняться и давать пустые обещания, не могла утешать ее – только не сейчас, когда ей самой было так страшно. – Ты знала?

Что я подведу тебя?

Что тебя подведет мое королевство?

Рот Хэсины наполнился чем-то липким. Она сглотнула и почувствовала вкус слез. Все это время она притворялась сильной ради Санцзиня. Но она больше не хотела притворяться.

– Знала? – повторила она сквозь слезы, когда Мэй не ответила.

– Хэсина, давайте на этом закончим.

– Прекрати.

– Я вижу будущее, в котором меня нет.

– Прекрати.

– Я вижу будущее, в котором люди убеждены, что я убила короля и что меня справедливо приговорили к смерти. Я вижу, что это королевство живет дальше, заживляя свои раны и становясь сильнее. Пусть все закончится сейчас. Пусть все закончится на мне.

Нет. Хэсине нужно было прислушаться к словам Цайяня. Ей нужно было подставить Ся Чжуна, пока у нее была такая возможность. Ей нужно было тысячу разных вещей сделать иначе. Тогда ее душу не терзали бы сожаления.

– Вы будете там на рассвете?

Мэй не сказала, где именно, но это было необязательно. Сердце Хэсины оборвалось. Она никогда не присутствовала на казнях пророков, но читала о них в книгах. Там говорилось, как ужасно было наблюдать за ними после сотого пореза. Рассказывалось, что иногда пророков поили снадобьями, чтобы они не умерли раньше времени. Когда Хэсина заговорила, ее голос дрожал:

– Если ты этого хочешь.

– Мне бы хотелось знать, что я не одна.

Хэсина проглотила слезы.

– Значит, я буду там. Я буду в самом первом ряду.

– Пообещайте мне, что не пустите туда брата.

– Обещаю. – Ей придется запереть Санцзиня; возможно, ей даже понадобится выставить перед его дверью отряд его же солдат. Но она сделает это. Он возненавидит ее, но не сильнее, чем он ненавидел ее уже сейчас.

– Он простит вас, – сказала Мэй. – И придет день, когда вы простите себя сами.

Этот день мог наступить завтра, а мог и через сто лет.

– Послушайте меня, Хэсина. Возможно, наступит время, когда вы не будете знать, кому доверять. Просто доверьтесь себе и своим убеждениям.

Хэсина рассмеялась сквозь слезы.

– Я уже не знаю, во что верю.

– Верьте в то, что ищете. В правду. Вы найдете ее, – настойчиво сказала Мэй, когда Хэсина покачала головой. – А когда это случится, вам нужно будет сделать выбор.

– Какой?

– Будете ли… – Мэй осеклась. – Уходите!

«Не кричи!» – воскликнула бы Хэсина, если бы в голосе Мэй не слышался такой страх.

– Уходите! Идите прямо сейчас!

– Почему?

– Просто уходите. Быстрее, – настаивала Мэй. Хэсина встала, но ее тело отказывалось слушаться, словно пребывало во власти сна. Сделав шаг, она почувствовала, как ее ноги пронзают сотни иголок, и пошатнулась. – Оставьте фонарь и бегите.

– Куда? – за этой камерой находилась лишь аркада дверей.

– В склеп… – Мэй снова осеклась. – Слишком поздно, – прошептала она, как будто говорила сама с собой. В следующее мгновение двое спящих стражей исчезли под покровом тени. – Вернитесь. Подойдите поближе, – сказала Мэй, и Хэсина снова опустилась на колени. – Можете сжаться, чтобы занимать поменьше места?

Хэсина сжалась в клубочек. Тень от камеры поползла к ней, и ее колени исчезли. Мэй сделала вдох, и тень полностью поглотила Хэсину.

– Мэй, что…

– Тихо. Не шевелитесь. Скрывать в тени другого человека сложнее, чем себя.

Почему? Что происходит?

В ответ на ее немой вопрос со стороны арки раздалось два удара. Кто-то начал хрипеть и задыхаться, а через мгновение затих. Позади Хэсины послышался шорох шагов. К ним подходили двое… быть может, трое.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Мэй. – Да еще и с ними?

– Мы пришли тебя освободить.

Когда Хэсина узнала этот голос, ей одновременно захотелось расхохотаться и расплакаться. Конечно. Чего еще можно было ожидать от Санцзиня, если не такой вот глупой отваги?