В этом Карл был с ней согласен. Жара его тоже раздражала. Воздух был таким плотным, что хоть режь его ножом. Пот лился градом, стекая по груди, по спине, волосы на руках прилипали к коже.

Даже мухи перестали жужжать. Раньше они доводили Карла до потери рассудка, пикируя на него, словно миниатюрные Ф-16, и злобно кусая неприкрытые участки кожи. Теперь, разморенные жарой, они лениво ползали по пустым банкам, бумажным оберткам и грязным пятнам на столе, оставленным Майроном, который крошил все, что подносил ко рту.

Конни отвернулась от окна и, подойдя к столу, взяла с него банку апельсинового напитка, на которой только что сидела одна из тех самых мух, за которыми наблюдал Карл.

— Моя мама говорит, что если так жарко и нет ветра, то скоро будет дождь.

— Правда?

Это впервые за последний час подал голос Карл. От неожиданности все вздрогнули. Сесил, отойдя от окна, сел верхом на стоявший у стола деревянный стул и уперся подбородком в его спинку. Майрон по-прежнему, раздвинув ноги, сидел в углу. Он слабо улыбался, глаза его казались еще более пустыми, чем обычно, по брюкам растекалось пятно.

Конни повернулась к Карлу.

— Что правда?

— Насчет дождя.

— Иногда он идет, — сказала она, — а иногда нет. Моя мама не всегда была права. — Привстав на цыпочки, она взгромоздилась задницей на стол.

«Знает ли эта баба, для чего нужны стулья? — подумал Карл. — Похоже, она сидит на чем угодно, только не на стуле».

— Возьмем, к примеру, меня. — Конни достала из пакета порцию свиных шкварок и принялась их жевать. — Мама сурово наказывала меня за непослушание. Папиным кожаным ремнем она хлестала меня как сидорову козу. Я была вынуждена носить отвратительную, безобразную одежду, а в школе за любую провинность мне приходилось пресмыкаться перед учителями. Два раза в неделю она водила меня в свою церковь — по воскресеньям и вечером в среду — и заставляла вместе с другими дураками размахивать руками в воздухе и вопить «Слава Иисусу!». Она думала, что если я буду так делать, то стану хорошей девочкой. — Нагнувшись вперед, она выпятила грудь и подмигнула. — Мама ошибалась.

С тревогой глядя на ее легкую блузку, Сесил через силу засмеялся.

Карл усмехнулся и махнул рукой в сторону упаковок с пивом.

— Принеси мне одну.

— Они горячие.

— Так же, как и я.

Карл предполагал, что такая испорченная девчонка, как Конни, поймет двусмысленность его слов, и она действительно его не разочаровала. Не сводя с него глаз, Конни вытащила из пластмассовой упаковки банку с пивом и, виляя бедрами, направилась к Карлу.

Когда она подошла к его стулу, Карл не стал убирать вытянутые ноги, взглядом поощряя Конни сделать то, что ей, видимо, очень хотелось.

Предсказуемость ее поведения его просто смешила.

— Открыть тебе? — спросила она, усевшись на его вытянутые ноги.

— Ну да. Почему бы и не открыть?

— Я бы тоже выпил пива, — из глубины комнаты сказал Сесил.

Конни проигнорировала его слова. Как и Карл. Прежде чем открыть нагревшуюся банку, она ее встряхнула, и, как и следовало ожидать, пиво вспенилось и залило все вокруг.

Смеясь, Конни поднесла к губам пенящуюся банку.

Карл схватил ее за руку.

— Эй, это ведь мое пиво!

Она протянула банку к самым его губам. Карл сделал глоток, и тогда Конни наклонила банку вперед. Пиво полилось прямо ему в рот.

— Давай, пей все, — нараспев приговаривала она. — Сколько ты сможешь выпить? Может, помочь?

Она приблизила губы к банке и принялась попеременно наклонять ее то в свою сторону, то в сторону Карла, словно состязаясь, кто выпьет больше пива. Конечно, основная часть пива пролилась, но так было даже веселее.

— Вы зря потратили хорошее пиво, — заметил Сесил.

Когда пиво кончилось, Карл схватил Конни за пояс юбки и притянул к себе. Она отбросила пустую банку и запустила пальцы ему в волосы. Их губы встретились.

— Что за…

Сесил вскочил со стула и побежал к ним.

Оторвавшись от губ Конни, Карл крикнул:

— Майрон!

Дебил неуклюже поднялся с пола, но тут же, сделав два огромных шага, перехватил Сесила, который уже находился в нескольких метрах от своей подружки, самозабвенно прильнувшей к Карлу. Карл услышал, как хрустнули зубы брата, и почувствовал удар от падения его тела.

— Что вы делаете? — крикнул Сесил. — Что это такое? Карл! Конни!

Но она, казалось, забыла о существовании Сесила. Карл тоже не обращал на него внимания. Пока над ним стоит Майрон, братца можно сбросить со счетов. Бедняга Сесил еще этого не знает, но сейчас он так же беспомощен, как новорожденный мышонок, попавший в лапы к ветерану-коту. Майрон способен днями развлекаться со своей жертвой.

Конни прижалась к нему лобком, и Карл рывком расстегнул ее блузку. Ее тяжелые груди вывалились наружу, и Конни сунула сосок ему в рот.

— Соси сильнее. Он никогда не сосет их как надо. Карл не только сделал то, о чем она просила, но и укусил ее.

— Эй! — Она шлепнула его рукой.

Он ударил ее в ответ, разбив при этом губу. С удивлением глядя на него, Конни потрогала кончиком языка раненое место и ощутила вкус крови.

— Ты сукин сын!

И тут же атаковала его ширинку с азартом золотоискателя, обнаружившего коренную жилу. Когда она высвободила его набухший член и плотно сжала его потными руками, Карл застонал — частично от удовольствия, частично от боли.

Засунув руки ей под юбку, он стянул с нее трусы.

Секунду она балансировала, стоя на цыпочках, затем опустилась вниз.

Предоставив Конни возможность все сделать самой, Карл посмотрел на брата, валявшегося на полу, словно слепой, который потерял свою палку. Плача и харкая кровью, Сесил издавал отвратительные ноющие звуки. От этого гнусного зрелища Карлу стало нехорошо, и он устыдился того, что они носят одну и ту же фамилию.

Подняв голову, Сесил поймал его взгляд.

— Как ты можешь так поступать со мной?

— Я не виноват в том, что она гребаная шлюха. Это ты ее сюда привел, старший братец. — Он приподнял юбку Конни, чтобы Сесил видел ее задницу.

Издав животный крик, Сесил сделал отчаянную попытку рвануться вперед, но кулак Майрона его остановил.

Пошатнувшись, Сесил упал на колени и, свесив голову, зарыдал.

— Эй, кого это ты назвал гребаной шлюхой? — задыхаясь, спросила Конни.

— Я тебе нравлюсь больше, чем он?