«На то, чтобы навестить всех троих, уйдет время, – думал Сергей. – Но хуже всего не это. Допустим, мы приехали, а никого нет дома, что более чем вероятно из-за этого праздника, будь он неладен. И что тогда? Показывать соседям фото Карнаухова в надежде, что они опознают приезжего мужика в этой полудетской физиономии?»

Илюшин молчал. На лице его отражались те же мысли.

Две женщины смотрели на них с надеждой.

Тихонько зажужжал телефон.

– Снова риелтор, – удивленно сказала Кира.

– Включите громкую связь.

Комнату наполнил высокий дребезжащий голос:

– Кирочка, я кое-что вспомнила, вдруг тебе пригодится. Тут один такой дядечка наведывался ко мне дважды, приценивался к Гагарина и Некрасова, ну, знаешь, к той части Некрасова, которая на холме, низину-то никто не хочет, там на первых этажах плесень, ее вообще ничем не выведешь…

– Ира!

– Прости-прости! Я о чем вообще? А! Дядька такой себе дядька, мутноватый. Он сейчас в подвальчике живет, ты наверняка его знаешь, там ремонт ключей и прочая фигня. Подвальчик вроде как ему в наследство достался, а может, и нет, он особо не горел желанием рассказывать, а я не стала расспрашивать…

Кира выронила телефон.

– Господи, я его знаю! Это новый ключник!

Илюшин нажал кнопку отбоя.

– Как он выглядит?

– Бородатый, усатый, постоянно в темных очках, даже зимой… на вид ему лет тридцать восемь. Неразговорчивый. Замкнутый тип и довольно неприятный.

– Пасека! – вдруг громко произнесла старуха. Она походила на идола, который отверз уста, предрекая бедствие. – Пасека!

– Вера Павловна… – осторожно позвал Сергей, сокрушенно подумав, что все-таки возраст, ничего не поделаешь.

Шишигина всплеснула руками:

– Пасека, боже мой, пасека! Кира, да скажите же им!

Гурьянова поменялась в лице:

– В самом деле! Мастерская при новом владельце стала работать через два дня на третий. Однажды я пожаловалась знакомой, что это неудобно, и она объяснила, что владелец разводит пчел и целыми днями пропадает в лесу.

Илюшин одобрительно щелкнул пальцами.

– Вы случайно не запомнили, где эта пасека?

3

– Мне не дает покоя один вопрос, – тихо сказал Макар. – Чей труп сбросила в реку Гурьянова, если это был не Карнаухов?

– Нашел время, – буркнул Сергей. – Помолчи, не мешай.

Они лежали в противопожарном рву, густо поросшем люпином, по стеблям которого сновали муравьи. За их спинами шумел лес, а перед ними, на опушке, уходили вдаль ровными рядами ульи, выкрашенные в зеленый цвет. Над пасекой стоял торжественный ровный гул.

Бабкин раздвинул стебли и приподнялся.

Ряды упирались в небольшой летний домик, на стене которого ровно посередине, как будто дом рисовал ребенок, была вырезана дверь. Справа виднелся дощатый сарай, слева в глубине – низкая замшелая крыша, похожая на гигантскую книгу, разложенную на траве переплетом вверх.

– Это что такое? – шепнул Макар, подкравшись к нему.

– Подземный омшаник. Ульи сносят туда на зиму, чтобы пчелы не погибли.

– А летом, значит, там пусто?

Они переглянулись. Бабкин сполз обратно в ров.

– Вообще, конечно, похоже на правду, – тихо сказал он. – Девчонка от страха рванула не в ту сторону и заплутала в лесу. Дорогу не заметила, петляла, добралась до реки.

– Машину видел?

– Торчит какой-то рыдван возле сарая… Сиди, не высовывайся.

Сергей побежал, согнувшись, по рву, и скрылся из виду.

Вернулся он очень скоро, с обрезком доски в руке.

– Внутри кто-то есть. Ходит и бубнит.

– Два голоса?

– Один. И окно пленкой затянуто. – Бабкин сполз на дно и прижался спиной к осыпающейся стенке. – Значит, слушай сюда. Давай исходить из худшего: девчонка находится в доме, а у этого утырка какая-нибудь самодельная пищаль. Поэтому…

– …разворачиваемся и уходим.

– Поэтому ты ждешь возле окна. Если он выскочит…

– …бью его этой хренью.

– Я тебя самого сейчас побью этой хренью! – озверел Бабкин. – Не вздумай к нему приближаться! Если он выскочил, орешь и запоминаешь, куда он побежал, а доской отмахиваешься, если ему взбредет в голову пырнуть тебя ножом.

– А ты?

– А я зайду в дом и поздороваюсь.

Макар нехорошо улыбнулся:

– Давай на секунду допустим, что Карнаухов начнет стрелять. И что?

– Тогда драпаешь, сигаешь в ров и вызываешь полицию. Связь тут хорошая, я проверил. После этого сидишь тихо, прикрывшись доской.

– Катись к черту с таким планом, – уже без улыбки сказал Илюшин.

Бабкин снисходительно похлопал его по плечу:

– Расслабься! Все будет нормально, он нас не ждет. Войду, пообщаюсь… Топай, только обойди пасеку вон там, за рощей, чтобы он тебя не заметил, если надумает выйти.

Илюшин молча кивнул и побежал к деревьям.

Едва он исчез, всю оживленность Бабкина как рукой сняло. Он не любил действовать без четкого, а главное, заранее подготовленного плана, а сейчас их единственный план был – поторопиться, потому что этот псих затащил в свое логово девчонку и, скорее всего, измывался над ней. Сергею дважды приходилось сталкиваться с маньяками. В одном случае извергом оказался стоявший на учете шизофреник, которого несколько раз задерживали и отпускали: в промежутках между задержаниями он убил троих. Второй был представителем фармацевтической компании и ездил по городам в командировки. Бабкин до сих пор не мог представить, какой объем работы пришлось провернуть следственной группе, чтобы поймать его. Представитель произвел на Сергея неизгладимое впечатление. Это был полный достоинства немолодой мужчина с грамотной речью. В отличие от первого, совершенного зверя с виду, он искренне сокрушался о том, что ему пришлось совершить. Экспертиза признала его вменяемым.

Бабкин читал материалы уголовного дела. Сейчас, лежа в траве под люпинами, он сказал себе, что его главная задача, кроме задержания Карнаухова, не грохнуть его потом, что бы там ни оказалось в этом домике. «Что бы там ни оказалось», – повторил Сергей для верности.

Он поднялся, очень быстро пересек пасеку, не обращая внимания на жужжавших вокруг пчел, и с размаху ударил плечом в дверь.

Дом содрогнулся. Дверь упала на пол, точно карта из колоды, и Бабкин в долю секунды оказался возле темнобородого человека, склонившегося над туристической газовой плитой.

– Э-э… – испуганно сказал человек – и захрипел.

– Макар! – позвал Бабкин.