Перед самым алтарем человек обернулся и откинул капюшон. Свет заиграл на пышных седых волосах, отражаясь от них, словно нимб. Он обвел взглядом помещение с видом человека, который сам еще не знает, что ему сказать, и заговорил по-итальянски:

— Братья, добро пожаловать. Благодарю вас за то, что вы повиновались моему призыву, невзирая даже на то, что вас только что оповестили.

Ответом ему послужил невнятный шорох, с каким люди устраивались на сиденьях, ожидая сути сообщения.

— Сегодня мы столкнулись с опасностью, равной которой не видели с тех пор, как турецкие войска четыреста лет назад осадили Вену. Она содержится в еретических документах, которые клевещут на благословенного святого Петра, краеугольный камень нашей церкви, подвергают его поношению, и оскорблениям, и насмешкам, и отрицают святость Петра и всех последующих пап как предводителей истинной веры.

Собрание гневно зашумело:

— Нет!

— Мы этого не допустим!

— Я вкратце опишу суть этой клеветы, — продолжал оратор. — Но сначала позвольте мне напомнить вам о самой природе нашего ордена. Большинство наших братьев, свыше девяноста пяти процентов, воспринимают свою принадлежность к ордену как высокую честь, налагающую на них тем не менее одно лишь обязательство щедрого пожертвования. Они не имеют никакого представления о том, чем мы занимаемся, не обладают силой воли для того, чтобы самим принять участие в этих делах. Однако без них мы не имели бы средств, которые позволяют нам существовать как ордену. Я упомянул об этом потому, что менее чем через две недели состоится ежегодное собрание всех членов ордена. Банкиры, биржевые маклеры, торговцы соберутся здесь ради общения и тех удовольствий, которые дает им принадлежность к ордену. Ни при каких условиях мы не должны допустить, чтобы упомянутая мною опасность сохранилась до того времени. Ее дальнейшее существование и те меры, которые нам придется предпринять против нее, могут означать конец не только нашего ордена, но и самого существования Христовой церкви в том виде, в каком мы ее знаем.

Он помолчал секунды две, чтобы сказанное им улеглось в сознании слушателей, а потом продолжил:

— Как вы знаете, почти две тысячи лет назад отцы церкви собрались в Никее, чтобы утвердить единство веры и, в частности, текст, который мы с тех пор называем Новым Заветом. Все тексты, не получившие одобрения собора, было приказано уничтожить как еретические. До самого последнего времени я считал, что все немногочисленные сохранившиеся экземпляры хранятся в самых секретных архивах Ватикана и доступны лишь самым доверенным из церковных ученых. Оказалось, что это не так — один из них оказался у мирян.

Я не стану обременять вас подробностями его содержания, скажу только, что он представляет опасность для нашей пресвятой матери-церкви. И он сам, и все осведомленные о его содержании должны быть уничтожены. К сожалению, это коснулось и нескольких не виновных ни в каких других прегрешениях христиан — священника греческой православной церкви и, несколько часов назад, патриарха той же церкви, которые по стечению обстоятельств оказались причастными к этому страшному кощунству.

— Пусть они греки, — выкрикнул кто-то в задних рядах, — но ведь они наши братья-христиане!

Поднялся недовольный ропот, который прорезали еще несколько подобных возгласов.

Оратор поднял руку, призывая к тишине:

— Я сказал вам это, братья, только для того, чтобы подчеркнуть, насколько серьезна опасность, которой мы противостоим. Сегодня я намерен предложить вам всем включиться в этот самый святой из всех крестовых походов ради сохранения самих основ нашей церкви.

— Мы не убийцы! — запротестовал кто-то.

— Да, — согласился оратор, — но мы все присягнули на верность святой церкви, поклялись бороться с ее врагами и повиноваться приказам высших.

— Мы не давали клятвы убивать, — раздался еще чей-то голос.

— Повиновение высшим подразумевает все, что высшие, с Божьей помощью, сочтут нужным сделать для блага ордена.

Против этого аргумента уже никто не осмелился возразить.

— Вот что нам предстоит сделать, — сказал после паузы оратор, довольный тем, что начавшийся было спор прекратился.

IV

Парк-Плейс, Пичтри-роуд, 2660,

Атланта, Джорджия

Через два дня

Лэнг должен был наконец-то заняться ремонтом сожженной квартиры, которая еще не так давно была его домом. Письма, в которых управляющая компания умоляла принять меры, сменились петициями, спекулировавшими на необходимости проявлять уважение к соседям, на таких же основаниях владеющим своими клетушками. А потом посыпались гневные послания со ссылками на правила для проживающих. Из управляющей компании почти ежедневно звонили к нему в офис и с такой же регулярностью привозили незаказанные вещи из «Хоум депот». На постоянные звонки Сары, секретаря Лэнга, компания с готовностью обещала немедленно забрать не только биде, посудомоечную машину и громадную, предназначенную, вероятно, для ресторана газовую плиту, но и две душевые кабины, две раковины (одну фаянсовую и одну из нержавеющей стали), новейший унитаз, расходующий рекордно малое количество воды, и гигантский газовый гриль-барбекю, для размещения которого требовалось патио размером с футбольное поле. Но вместо этого каждое появление машины службы доставки знаменовалось добавлением новых бесполезных предметов, которые уже заполнили не только квартирку Лэнга, но и складское помещение в подвале дома.

Компания отделывалась обычными отговорками — компьютерный глюк, проделки гремлина, поселившегося в сети и сводящего на нет все усилия, которые «Хоум депот» предпринимает для того, чтобы удовлетворить запросы уважаемого клиента. Лэнг подозревал, что, по всей вероятности, какой-то подрядчик уже находится на волосок от банкротства, поскольку все, что он заказывает, так и не попадает на стройплощадки, и спасатели из компании-снабженца тщетно рыщут по киберпространству в поисках утраченного. Технология, как это частенько бывает, вытеснила действительность.

Стало окончательно ясно, что по телефону проблему не решить. Кроме того, Лэнгу очень хотелось подготовить квартиру к продаже и купить для своей семьи более просторное помещение, прежде чем ассоциация домовладельцев подаст на него в суд. У него была и еще одна, даже более серьезная причина для поисков нового дома — после того как судья Карвер запретила до суда предпринимать какие-либо действия против Хендерсона, служба судебных исполнителей утратила интерес к его ферме и сняла наблюдение. Оставаться там было небезопасно.

Чтобы умиротворить соседей, следовало хотя бы начать ремонт в квартире. А чтобы нанять подрядчика, нужно было хотя бы указать, что хозяину от него нужно. Проблема, естественно, состояла в том, что преследователи не могли не держать дом под наблюдением, так как он рано или поздно должен был появиться там.

Герт, одетая в джинсы и рубашку, зарулила на арендованном внедорожнике под навес подъезда и передала ключи молодому человеку с изрытым угревой сыпью лицом, щеголявшему в белой рубашке и пристегивающемся галстуке-бабочке. Парень нетерпеливо прищелкивал пальцами, пока она вынимала Манфреда из детского сиденья. Потом взяла сына за руку, и они вошли в дом.