– Фрейд, милочка, свою сексуальную теорию строил на сновидениях. Я ее строю на вкусах. Ваш муж любит мягкую булку. Вы думаете, он действительно ее любит? Да плевал он на мягкую булку – это в нем проявляется подсознательное желание мять белое мягкое женское тело.

– Боже мой…

– Ничего не поделаешь. Ярко выраженный генотип бабника.

– Но он никуда не ходит.

– Выжидает, милочка, выжидает. Все мужчины чего–нибудь выжидают. Ведь не зря вы забеспокоились. Почувствовали, что он выжидает.

Теперь ее клиентка не беспокоилась, теперь она испугалась. Все поступки мужа, мелкие и покрупнее, которым она раньше не придавала значения, все его слова, сказанные прямо или брошенные вскользь, вдруг приобрели смысл, выстроились в четкую линию, как солдаты по команде, – выжидал. Иначе откуда бы в доме скука и брюзжание?

– Что же делать? – спросила она словами, которые, казалось, упали на мягкий ковер да там и заглохли.

– Найти, милочка, женскую доминанту, – потребовала Аделаида Сергеевна.

Юлия готова была ее найти, что и показала своим видом, скрестив руки на коленях и согнувшись.

– Ваша доминанта должна быть выше доминант тех женщин, которые окружают вашего мужа. Это достигается путем увеличения коэффициента современности. Я понятно говорю?

Юлия только кивнула, надеясь на последующие слова, более ясные. И они последовали:

– Во–первых, милочка, нужно иметь пару хобби, которые синхронизировались бы с интересами мужа. Чем он увлекается?

– Хоккеем.

– Милочка, я понимаю, это противно, но вам тоже придется полюбить хоккей, смотреть его по телевизору, ходить на стадион и кричать «шайбу–шайбу»…

– Это нетрудно, – согласилась Юлия.

– Читайте спортивную литературу, выучите фамилии хоккеистов, обсуждайте, спорьте, переживайте. Неплохо бы вам познакомиться с живым нападающим или полузащищающим и ввести его в дом.

– А где его взять?

– Ну, это моя забота. Где–нибудь около стадиона. Что еще любит муж?

– Рыбалку.

– А у вас, наверное, и аквариума нет? Эх, милочка, вы должны не просто любить рыбу, а стать ихтиологом. Бредить мормышкой и всякой там уклейкой.

Юлия напряженно смотрела на советчицу, стараясь ничего не упустить. Все это она вроде бы слышала и раньше – уважать мужа, – но в словах Аделаиды Сергеевны была какая–то убедительность. И говорила она не совсем про уважение, да и не простыми бабьими словами.

– Но у вас должно быть и свое, дамское хобби. Что–нибудь изящное и достаточно дорогое. Например, неплохо бы вам бредить розами или духами. И об этом должен знать весь мир. Муж, знакомые, сослуживцы прямо–таки обязаны вам их дарить. Милочка, вы не представляете, как аромат этих самых роз и духов поэтично ложится на женщину.

Ей хотелось видеть лицо Аделаиды Сергеевны, но оно было там, за ярким кругом, уже в процеженном свете абажура, который скрадывал черты, оставляя очертания.

– Иногда покуривайте. Научитесь дымить красиво, как это делают в фильмах шпионки или девицы легкого поведения. Употребляйте сигареты только одного сорта – дорогого и редкого. Курение повышает коммуникабельность женщины.

Хозяйка подняла к лицу руку, в которой блеснул белесый огонек. Потом мигнул другой огонек, рубиновый, и такой же рубиновый дым поплыл вверх, к рубиновым книгам. Может быть, так падал свет, или прутик торшера бросил тень, но Юлии показалось, что в губах Аделаиды Сергеевны зажата длиннющая сигара.

– Вы, милочка, я вижу, употребляете чай. «Стакан чая» теперь звучит, как, скажем, «миска капусты». Кофе, только кофе! Чашечка кофе. Никаких растворимых, никаких электрокофемолок. Только ручная мельница. Почему? Я отвечу. Молоть кофе в ручной мельнице – это искусство. По–домашнему свободна, с сигаретой, с шуткой, в чуть распахнутом халатике, на глазах мужчины вы мелете, кипятите и разливаете кофе. В конце концов, у мужчины, если он таковой, возникает страсть не к напитку, а к вам…

Аделаида Сергеевна говорила об одежде, походке, интерьере, косметике, сиамской кошке… Ее сигарета–сигара была давно выкурена. И давно рассеялся дым, почему–то не оставив своего застойного духа.

– Умейте красиво выпить. Не ломайтесь. Никаких грубых и дешевых напитков. Вот так: «Рюмочку коньяку, пожалуйста». Или: «Будьте любезны, бокал шампанского». Кстати, мужчин впечатляет, когда женщина в самое неподходящее время капризно захочет выпить. И еще кстати: будьте пикантны, будьте чуть фривольны. Давайте мужчинам легкие авансы, не выплачивая всей суммы. Это их бодрит. А вы станете душой общества.

Хозяйка, видимо, устала. Ее голос сделался глуше, и казалось, что теперь он долетает из–под портьеры. Устала и клиентка, в голове которой все смешалось – когда пить чашечку коньяку и когда рюмочку кофе.

– И последнее, милочка. Старайтесь быть остроумной. Это опять вошло в моду. Например, закурите сигарету и серьезно заметьте: «Одна сигарета сокращает жизнь на пятнадцать минут». Все усмехнутся, поскольку это банальщина. Тогда вы помолчите и добавьте: «Лошади». И не носите в конце апреля меха. Смешно и жарко.

Аделаида Сергеевна вздохнула и сказала вроде бы самой себе:

– Боже, сколько мороки за сто рублей.

Клиентка молчала, не в силах переключиться с ее уроков на это прозаическое замечание. Хозяйка поднялась и окрепшим голосом приказала:

– Рой, проводи тетю.

З а я в л е н и е п р о к у р о р у. Обращаюсь к вам с просьбой, которую, откровенно говоря, не могу точно сформулировать.

Я прожил с женой семь лет. Как говорится, в мире и согласии. В доме все есть, зарабатываю хорошо. Примерно с апреля месяца все круто изменилось – в ее поведении стали возникать странности. Началось все с розового прозрачного халата с одной пуговицей, да и той наверху. Я думал, что для сна. Ну купила и купила. Однако на следующий день она встретила меня в этом халате посреди передней: губы накрашены, волосы в начесе, улыбка на лице, и во всем какая–то неестественность. Обычно мы обедаем на кухне. А тут смотрю, стол накрыт в большой комнате, цветы в вазе, проигрыватель работает… Во время обеда она вдруг закурила, хитренько на меня глянула и спрашивает: «А знаешь ли ты, что от одной сигареты лошадь подыхает за пятнадцать минут?» Потом позвала на кухню, стала молоть кофе и два раза спросила про лошадь. Про эту дохнущую лошадь она спрашивает меня почти каждый день. Полнейший позор наступил, когда в гости пришел мой начальник Егор Кузьмич. Она трижды спросила его про лошадь, ворочала глазами, распахивала этот халатик, выкурила пачку сигарет и выпила коньяку больше Егора Кузьмича. Все ее фокусы мне трудно и перечислить. Она, например, завела сиамского кота, который ползает по стенкам и орет благим матом. Вдруг объявила, что умрет, если не увидит м'куу–м'бембу. Хобби, говорит, у нее такое. Кто бы к нам ни пришел, она каждого спрашивала, нет ли у него дома м'куу–м'бембы. Я отправился в библиотеку и с большим трудом выяснил, что этот