Нахмурившись, Темса вытащил металлическую ногу и со стуком положил на стол.

– А она для королевской аудиенции сгодится?

Призрак скривился.

– С нее стоит стереть кровь. И отполировать тоже не помешает.

– Даниб, уведи его отсюда.

Но Итейн уже ушел. Он получил образование при королевском дворе и прекрасно знал, когда следует закончить беседу.

Темса усмехнулся и с грохотом поставил ногу обратно на пол.

– Принцесса, честное слово… Ну что ж, начался день хреново, но теперь он, похоже, налаживается.

В дверях появился Даниб.

– Ты же знаешь его, брат?

Даниб кивнул.

– Сейчас угадаю: вы несколько лет вместе были в той секте?

Еще один кивок.

– Тогда ты напишешь все, что знаешь об Итейне и о Сизин Талин-Ренале Сто сорок девятой, или как там ее; а затем прикажешь теням добыть лучший костюм из тех, что они найдут. Возможно, один из коллекции тора Мерлека. Ну или поищем что-нибудь у тора Кана, когда заглянем к нему ночью.

Даниб зарычал, словно медведь, почуявший кровь.

Глава 19. Зависть

«Если хочешь есть – зарежь кого-нибудь».

Старая аркийская поговорка

Солнечный свет вламывался в комнату через застекленную крышу, словно громила; он махал мне за окном, насмехаясь надо мной и напоминая о том, какую трепку он мне устроил. Солнечные лучи покалывали мое дымчатое тело.

Я убрал шкатулку подальше от солнечных лучей и с облегчением вздохнул, оказавшись в тени. Я посмотрел на пустые глазницы золотого черепа, красовавшегося на крышке шкатулки. Имя и герб, когда-то выгравированные на нем, были спилены. Замок – крепкая штучка с дюжиной разных сувальд, которые вращались на кольцах внутри цилиндра. Такие шкатулки делают в Белише, причем собирают их крошечные детские руки.

Это было уже десятое испытание за неделю – и каждое новое было сложнее предыдущего. Задания Хорикс уже начали мне надоедать. Столько работы, а я еще понятия не имел, ради чего меня проверяют. Будь у меня кожа, мои пальцы уже покрылись бы волдырями и стерлись бы в мясо, столько я сделал инструментов. По моей просьбе нож сточили, а зубцы вилки заменили тонким металлическим крючком, сделанным из петли от другой шкатулки, которую я сломал – в буквальном смысле слова.

– Соберись, Кел, – сказал я себе, просто чтобы хоть как-то нарушить монотонное щелканье. Плохое настроение мешало мне работать. – Твою мать!

Сувальды вернулись на свои места: я по неосторожности задел пружину. Такие ошибки допускают только новички.

Я встал по-другому, поставил шкатулку замком к потолку и сделал еще одну попытку.

Вставить нож, повернуть влево на три зарубки. Нажать. Щелк. Вперед. Вперед. На половину длины вправо. Найти эту штуку. Щелк. Третья сувальда. И так далее, до последних двух. Они были скрыты в глубине замка, и поэтому я с ними еще не работал. Уперев руки в колени, я засунул нож еще глубже. Зарубку предпоследней сувальды я нашел легко. Щелк. У последнего замка пружины не было; мне предстояло деликатное дело – найти нужную сувальду. Кажется, их там несколько. Обманки.

Я напряг воображение, представляя себе, где находятся все остальные сувальды и как они движутся при повороте ключа. Мысленно я карабкался по горе шестеренок и колесиков, измерял и проверял, рисовал грубые схемы, перемещая детали, чтобы изучить их со всех возможных сторон. Эту способность я приобрел, в основном, от скуки. Ребенок, родителей которого постоянно нет дома, у которого нет друзей и в распоряжении которого сотни миль степей, обычно живет    не в реальном мире, а в своем воображении. Это позволило моему мозгу создавать образы, и это дало мне преимущество. Взлом замков – это одна часть инженерных знаний, одна часть навыков и две части фантазии. Фактически это поединок между замочным мастером и той изобретательной сволочью, которая придумала замок.

Убедившись в том, что все сделано правильно, я повернул цилиндр, используя лезвие ножа вместо ключа. Раздались приятные уху щелчки: каждый из трех засовов открылся.

Я уже привык к тому, что никакой добычи в шкатулках нет, что единственный приз – удовлетворение от взлома. Правда, для меня это была только половина приза. Однако в этой шкатулке, обитой изнутри розовой тканью, лежал клочок желтого папируса. На нем красными чернилами был выведен символ.

– «Комната»?

Я не очень хорошо знал аркийский, но за время, проведенное в башне Хорикс, мне удалось кое-чему научиться. Это оказалось непросто: сначала нужно было разгадать значение каждого символа, а затем разобраться в самом языке. Сами символы – странные закорючки – произошли от иератического письма, которым аркийцы пользовались тысячи лет назад, когда в ходе Долгой Зимы земля якобы обледенела. Лично я не мог себе это представить.

Комнат в башне было навалом. Интересно, какую именно комнату имела в виду старая кошелка? Я решил, что проще всего будет начать с ее собственной.

Шкатулку я понес, положив на живот, хотя она постоянно норовила с него свалиться. Меня злило, что теперь мне придется провести целую вечность с таким огромным пузом, но тут я сам виноват – последний год жизни я провел, гуляя по тавернам Таймара. Пока я был жив, у меня всегда оставался шанс измениться: немного физических упражнений, побольше овощей, поменьше пива – все это могло мне помочь, но я принял другое решение, так я сам во всем виноват. И теперь, после смерти, я застрял в пухлом теле и ничего не мог с этим сделать – разве что надеть более просторный балахон. Или огромный шарф. По крайней мере, в такие моменты, как сейчас, я, немного напрягшись, мог превратить свой верный живот в полку для переноски тяжелых вещей – таких, как эти мерзкие шкатулки.

Переваливаясь с ноги на ногу, я поднялся по лестнице; по дороге мне пришлось дважды поправить шкатулку на животе. На вершине башни было тепло, и ноги обдувал горячий ветерок. Должно быть, кто-то открыл здесь окна.

Как я и предполагал, вдова была в своих покоях – она смотрела на город с балкона. Занавески были отдернуты в сторону, но все равно плясали на ветру и тянулись ко мне.

Мне вдруг показалось, что Хорикс считает себя неплохой актрисой. Каждое наше взаимодействие казалось отрепетированным, каждый миг – прописанным в сценарии или, по меньшей мере, был связан с начальным и конечным событиями, которые она запланировала. Я был уверен, что даже сейчас она встала у окна намеренно – чтобы использовать вид на город в качестве аргумента.

Я ждал, когда она меня заметит. Мне хотелось, чтобы она