Все закивали. Только в глубине толпы Мэри Мэй закрыла лицо руками и заплакала, а Макгиллены и Тэкери обнимали ее и похлопывали по плечу. До меня наконец дошла правда. Я чувствовала, как ее тяжесть перемещается из моей головы в сердце, делая меня такой легкой, что я покачнулась, но в то же время достаточно тяжелой, чтобы я не упала. Вероятно, я обрела равновесие. Сочувствие семьи было на моей стороне, но за это я заплатила своей гордостью. Все эти годы я думала, что нам с Дэви удалось обмануть всех. Нет, не вышло.

— Что ж, значит, обсуждать больше нечего, — сказала я — печальная, опустошенная, потерянная без привычных доспехов лжи. — Я ценю вашу поддержку. Простите меня, но теперь я должна попытаться поговорить с Дэвисом по телефону. Может быть, он перестанет сердиться.

Дедуля нахмурился.

— Ты хочешь, чтобы они с Эдди вернулись сюда насовсем?

— Нет, этого я не жду.

— А как насчет Якобека? Мы к нему привыкли.

— Он жил здесь ради безопасности Эдди. — Я еле стояла на ногах. — Я не знаю… нет, я не жду, что он вернется.

— Во всяком случае, с моим братом ты всегда могла рассчитывать на его возвращение! — громко сказала Мэри Мэй. Сердитая, покрасневшая, она с вызовом оглядела наших родственников, как будто ее предали. — Возможно, Большой Дэви не был таким, каким нам всем хотелось. Но он старался. Ради этого и существует брак. Я отбросила надежды на счастье, потому что ты всю жизнь лгала мне, Хаш. — Моя золовка с печалью посмотрела на меня. — Я ухожу отсюда. Я увольняюсь.

Люди заохали, заговорили наперебой: «Это всего лишь слова, она этого не сделает». Они качали головами, но я не усомнилась ни на минуту в серьезности ее намерений.

— Мэри Мэй, дорогая, твоя работа будет ждать тебя, если ты захочешь вернуться. И прошу тебя: возвращайся!

— Мне жаль, но я не вернусь.

Она проложила себе дорогу в толпе и исчезла. При звуке хлопнувшей входной двери я вздрогнула. Все вздохнули, удрученно покачали головами, но промолчали. Это был один из тех моментов, когда никто не хочет ничего говорить. Всем хотелось просто уйти подальше от нашей печали.

Я сидела у стола, разглядывая свои руки на тяжелом отполированном дереве, пока вся толпа покидала мой дом. Когда я все-таки подняла голову, то увидела, что осталась одна.

* * *

Рождество пришло в Вашингтон. Я позвонил Хаш с ежедневным докладом. Пять минут, ничего личного. Она хваталась за соломинку и не хотела позволить сентиментальности свести на нет все ее усилия. Я это понимал, и все-таки мне приходилось бороться с собой, чтобы не звонить ей каждый час и не говорить с ней по часу. Странное желание для человека, никогда не отличавшегося болтливостью. Солдаты на войне обычно молчат. Солдаты невидимого фронта, вооруженные только словами, молчаливы и невидимы. Нынешнее желание говорить было моим наказанием за долгие годы молчания. Я был солдатом, одиночкой, молчаливыми очками человечества, смотрящими в темноту, и это было моим проклятием.

Возможно, Хаш этого не знала, но она ждала меня.

* * *

Рождество. Я сидела целый день в гостиной перед холодным камином, слушая, как работает автоответчик. Мои родственники продолжали звонить, интересовались, как я. Они хотели навестить меня. Обычно на Рождество мы устраивали большой праздник в Долине, но только не в этом году. В конце концов я просто записала новое сообщение на автоответчике — одно на всех:

«Никаких новостей. Мне просто надо подумать. Счастливого Рождества».

Я ждала ежедневного звонка Якобека. Когда он звонил, я устраивалась в уголке дивана и сворачивалась клубочком, прижимая телефон крепко к уху. Глубокий, сильный голос Якобека проникал в мою скорлупу, помогал мне держаться. Якобек признавал, что Дэвис не смягчился, но уверял меня, что он тоже не собирается сдаваться. Якобек служил мне. Душой он был со мной.

И каждый раз я хотела, чтобы этот разговор не кончался.

— Эдди, полковник, мою отставку только что приняли. Я больше не агент секретной службы. Я пришла попрощаться, — объявила Люсиль на следующий день после Рождества, стоя в холле семейных апартаментов с цветастой дорожной сумкой в руках. Цветастой! — Я возвращаюсь в Джорджию. Меня ждет собеседование в местном отделении ФБР. Возможно, я стану работать у них. Шериф Макгиллен замолвил за меня словечко.

Эдди оторопело переводила взгляд с нее на меня и обратно.

— Ники, ты знал об этом?

Я кивнул. Тогда Эдди повернулась к Люсиль:

— Почему ты уходишь? Что-нибудь случилось? Если хочешь, я поговорю с твоим начальством и все улажу. Ты не можешь оставить меня! Я считаю тебя… Ну почему ты уходишь, Люсиль?

— Позволь мне прежде задать вопрос тебе. Почему ты вернулась сюда? Ведь ты, казалось, была счастлива в Долине. Ты прошла через многое, чтобы доказать, что хочешь иначе прожить свою жизнь.

— Я доказала, что хотела. А теперь я должна нести ответственность за то зло, которое я причинила. Мое место не в Долине — во всяком случае, если я хочу там только прятаться. Я лишь привлекла ненужное внимание. Теперь я это понимаю. Мы с Дэвисом партнеры. В сущности, мы можем жить где угодно и везде будем в безопасности. Мы как… черепахи. Но мы всегда будем слушать, что нам посоветуют яблони. — Она помолчала. — Не старайся меня понять. Я цитирую Хаш.

Люсиль улыбнулась:

— Отлично. Теперь тебя окружают преданные люди, готовые позаботиться о тебе. У тебя есть муж, который тебя любит. Я теперь в этом убеждена. Так что пришла пора мне двигаться дальше. Я нужна шерифу Макгиллену. И его дочери. — Ее голос зазвучал мягче. — Теперь у меня есть другая девочка, за которой надо присматривать.

— О, Люсиль! — Эдди обняла эту высокую мускулистую женщину. — Я хотела сказать, что считаю тебя сестрой.

— Значит, я сделала все, что могла. — Люсиль попятилась, откашлялась и втянула носом воздух, чтобы не расплакаться. — Мне нужно поговорить с полковником наедине.

Эдди кивнула и вышла. Люсиль протянула мне руку. Мы обменялись дружеским рукопожатием, и только потом она сказала то, что, вероятно, уже давно хотела сказать:

— Полковник, таким людям, как мы с вами, необходимо найти благородную цель и настоящую семью, иначе мы так и будем блуждать в темноте нашей жизни. Нам необходимо понять, где мы нужнее всего и кому мы нужнее всего. — Она многозначительно посмотрела на меня. — А потом нам понадобится сила духа, чтобы об этом сказать. Я сделала это. Вы тоже сможете.

— Сказать — это одно. Совсем другое — страшиться того, что услышишь в ответ. — Я еще раз пожал ей руку, и она ушла, чтобы навсегда вернуться в Долину.

* * *

Гуляя по городу в тот день, я думал о праве выбора и о потерянных шансах.

— Нет, спасибо, — поблагодарил я услужливых агентов секретной службы, предложивших следовать за мной, и вышел на улицу через калитку для охраны.