преданию, спасшего регион от чумы. За совершенное им чудо святой является патроном не только Остуни и Лечче, но также Тури.

Достопримечательностей здесь более чем достаточно, но не будем на них останавливаться хотя бы потому, что Тарковский наверняка не успел получить о них ни малейшего представления. Вряд ли у него был шанс зайти в городской собор или в монастырь кармелиток. Скорее, всему этому Андрей предпочёл бы сон в отеле. Потому и мы двинемся дальше.

На следующее утро путешественники отправились в Лечче, культурную столицу Апулии, город искусств, «Флоренцию юга», «Флоренцию барокко». Впрочем, последние два титула выдают провинциальную недальновидность придумавшего их субъекта. Самый неоспоримый эпитет, который можно употребить в адрес Лечче, равно как и в адрес Флоренции — это «неповторимый», ведь главная достопримечательность города — не храм, не строение, не площадь, не артефакт, а стиль, эстетическое пространство, архитектурный жанр, получивший название «барокко леччезе» или «леччийское барокко». Но обо всём по порядку.

Люди освоили эту территорию пять тысяч лет назад. Постоянное поселение же появилось примерно в XIII веке до н. э. в то же время, когда пала Троя. Возникший город сначала назвали Сибар, и он сразу стал локальным центром, перенявшим базовые политические и культурные принципы Эллады. После завоевания римлянами в III веке до н. э. его переименовали в Люпию. Наиболее значимым местным уроженцем той эпохи стал Квинт Энний, поэт и историк, описавший в своих «Анналах» события Второй Пунической войны. К началу нашей эры Люпия представляла собой чрезвычайно развитое поселение, окружённое надёжными стенами, имевшее театр и амфитеатр, а также портовые сооружения на побережье неподалёку. Но важнее всего то, что уже в I веке при правлении Нерона, город принял христианство, став одной из важных точек проникновения этой религии в Италию. Первым проповедовать здесь Евангелие стал уже упоминавшийся святой Оронций, которого, в свою очередь, крестил Иуст, непосредственный ученик апостола Павла. Как водится, новая вера сначала воспринималась в штыки, и когда Оронций, потомственный императорский казначей, впервые отказался приносить жертвы римским богам, его жестоко наказали экзекуторы, после чего будущий святой был изгнан в Коринф, где ему довелось встретить Павла лично, и тот повелел Оронцию вернуться в Лечче, чтобы стать местным епископом. Всё так и произошло, однако проповедующий епископ вновь был схвачен слугами Нерона. Мученика ждала смерть, если он не откажется от новой веры. Пришлось отречься, дабы вернуться на волю и… продолжить проповедовать. Когда его арестовали в третий раз, согласно законом драматургии казнь была уже неминуема, но брошенные семена христианства к тому времени уже проросли.

Тем не менее небесным покровителем Лечче он стал не сразу. Сначала патроном города являлась мученица Ирина, урождённая Пенелопа, дочь градоначальника и первая женщина, причисленная к лику святых. Девушке было знамение о том, что она — божья невеста. Крестил её Тимофей Эфесский, заметим, тоже непосредственный ученик апостола Павла. Узнав, что дочь не собирается вступать в спланированный им выгодный брак, правитель города приказал бросить её под копыта лошадей. Кони не тронули Ирину, но затоптали отца. Лишь молитва любящей дочери воскресила его, да ещё и обратила в христианство. Место градоначальника вакантным оставалось недолго, и занявший его человек первым делом принялся за религиозные гонения. Ирину то бросали в ров со змеями, то распиливали на части. Мученица выносила всё стойко, а её пример помог уверовать десяткам тысяч людей. В конце концов женщину всё-таки казнили, а закончилась история чудом воскрешения при хорошо знакомых обстоятельствах: тело закрыли в пещере, а когда открыли, та оказалось пустой.

Некоторое время Лечче пребывал во власти греков, остготов, потом — вновь римляне. Всё это изрядно измучило, разрушило и разорило город, потому главенствующую роль в регионе он уступил Отранто. Далее здесь правили византийцы, сарацины, снова греки, лангобарды, венгры и даже славяне. Статус доминанты Лечче вернули норманны, а за ними были швабы…

Мы не устаём обращать внимание на последовательность народов-завоевателей, поскольку зачастую именно в ней кроется причина культурного величия Италии. Силы, владевшие городами, сменялись, будто кто-то вращал беспощадный калейдоскоп. Люди заявлялись сюда со своими традициями, принципами, мнениями, технологиями и мифами. Они уничтожали то, что казалось им чуждым, но многое сохранялось, проходя фильтрацию веками и народами. Потому уцелевшее (и за давностью событий, мы говорим не только и не столько об архитектуре) — это не портрет нации, а дистиллят человечества.

К Средним векам характер войн переменился, народы уже поделили мир, теперь этим занялись династии и их вассалы. В XV столетии Фердинанд I даровал Лечче свободу, в результате чего город сразу захватил статус важнейшего культурного и торгового центра Средиземноморья. Его коммерческими партнёрами были Венеция, Генуя, Флоренция (хоть последняя и не на море), а также Греция и Албания. Однако дальнейшее развитие на поприще негоцианства оказалось затруднено постоянными набегами турок. Отранто и Лечче — самые юго-восточные укреплённые оплоты — стали в этом противостоянии ключевыми участниками со стороны Италии. Конец турецкому давлению был положен лишь в 1571 году битвой при Лепанто. И вот с тех пор начались перемены.

Как только риск вторжения исчез, значение города начало прирастать день ото дня. Испытанный многолетними войнами, Лечче оброс надёжными стенами, обзавёлся опытными гарнизонами, а потому стал едва ли не самым безопасным населённым пунктом на юге страны. Как следствие, сюда начали переселяться аристократы, богачи и духовенство. Обычно города резко портятся, когда в них внезапно стекаются деньги и власть. Но случай Лечче стал фантастическим исключением. Пожалуй, даже чудом. Он превратился в творческую лабораторию. Изобразительное искусство и зодчество в те времена служили либо знати, либо духовенству, а здесь внезапно появилось множество заказчиков как из числа первых, так и из вторых.

Вот теперь уместно вспомнить, что кто-то назвал Лечче «южной Флоренцией». Действительно, необычайный взлёт искусств в колыбели Возрождения был продиктован похожими причинами, причём в существенно более крупном масштабе, ведь и север богаче юга, и сам город крупнее в разы. Но во Флоренции особо пышно расцвела именно первая ветвь творчества. Художники украшали палаццо, придумывали эмблемы родов, создавали аллегории, писали портреты знати. Скульпторы ваяли салонные произведения, элементы интерьера, мемориальные статуи и саркофаги. Архитекторы возводили дворцы. Не умаляя значения и уникальности флорентийского религиозного искусства, всё-таки сервильное направление там доминировало над культовым, что не удивительно для просвещённого светского города.

В Лечче же всё сложилось наоборот, и во главе угла оказалось художественное осмысление католичества. Не последнюю роль в этом сыграл тот факт, что здесь собрались представители духовенства самых разных мастей, рангов, течений и орденов. Их всех беспокоила одна проблема: церковь теряла