— Я знаю, что число девять играет роль ключа. Его надо повторить, или в нем уже что-то повторено.., все это так смутно…

— Ведь это ты теперь графиня? Не отвечай, я знаю: и да, и нет. Ты не можешь себя чувствовать достаточно уверенно. Я знаю также, что ты писала забавные песенки. Ах, ты оказалась достаточно умна для этого. Почему же тогда ты не можешь догадаться, где спрятано сокровище? Не будь такой рассеянной, а то в один прекрасный день я снова явлюсь тебе, и ты тогда очень пожалеешь, что теряла даром время. И бойся чудовища! Имей в виду, монстры никогда не умирают, они бессмертны.

Монах вдруг стал еще больше съеживаться, пока не исчез совсем. Она снова была одна посреди цветов, но они вдруг тоже начали съеживаться, увядать и жухнуть. Яркие краски исчезли, все казалось коричневым и серым, даже свет дня померк, а воздух стал очень холодным. Холод с каждой минутой усиливался. Она кричала, желая лишь одного — побыстрее убежать от этого праха и тления.

— Тише, любовь моя, успокойся, ведь все в порядке. Его голос заставил ее проснуться. Открыв глаза, она увидела Марка, стоящего возле постели с белой повязкой на голове.

— О Боже, с этой повязкой ты похож на лихого пирата. Я мечтаю, чтобы ты похитил меня и унес с собой далеко отсюда.

— Очень хорошо. Я уже готов похитить тебя. Но прежде ты должна поправиться. Надо сказать, я уже порядком устал от постоянных несчастий с тобой.

— Не больше, чем я сама устала от этого. Тебе недостает лишь какой-нибудь черной пиратской метки, Марк, и еще: твои рукава должны быть более широкими и свободными, чтобы они могли волноваться от ветра. Ах, ты слишком хорош собой! Прошу тебя, забери меня немедленно на какой-нибудь далекий пиратский остров, только подальше отсюда, от всех этих непрерывных кошмаров. Куда-нибудь за Китай, поближе к югу, чтобы мы могли там лишь нежиться на солнышке и… Кажется, я несу какой-то бред, неужели я сошла с ума?

— Нет, дорогая, это всего лишь приятная легкая фантазия, и я был бы рад поиграть в эту игру с тобой. Но скажи мне сначала, как ты себя чувствуешь?

Она молчала, слегка поеживаясь.

— У меня болит бок, но ничего, я смогу перетерпеть. Кажется, на этот раз я отделалась не так легко, как в первые два. А что с твоей бедной головой, Марк?

— Моя бедная голова крепче грецкого ореха. Расскажи лучше подробнее о своей тяжелой ноющей боли.

— О, я вижу, у тебя задета еще и рука. Что с ней?

— Ублюдок целился мне в голову, не ты, как святой Георг, заслонила меня своим телом. Этой рукой я держал тебя, и пуля угодила в нее. В общем, нам повезло, мы очень легко отделались.

— Кто сделал это, Марк?

— Не знаю, но Баджи с утра в Лондоне, проверяет, там ли еще наши дорогие американские родственники.

— Но ведь сама тетя Вильгельмина не могла стрелять в нас?

— Нет, но она вполне могла нанять кого-нибудь для этого. Ничего, Баджи докопается до правды. Если понадобится помощь, я найму агента с Боу-стрит. Но я не хочу, чтобы ты сейчас думала о неприятном, обещай мне быть спокойной, договорились?

Она кивнула.

— Я слышала, как ты говорил мне “моя любовь”.

— Да, я говорил так.

— Это было два раза.

— Много, много раз это было, просто ты находилась без сознания и не слышала.

— Мне это очень понравилось, Марк. Я не стану сердиться, если ты повторишь это еще раз. — Она сделала паузу, заметив, что Марк нахмурился. Возможно, он говорил ей это из жалости, думая, что она умирает? Дукесса решила сменить тему. — Ты разбудил меня, вызвав из очень странного сна. Я была на поле среди цветов… — Она поведала ему об их невероятных красках и запахах и о старом монахе, съежившемся до размеров гнома, о том, как он был сердит на нее за недогадливость.

— Значит, он ничего не сказал про девятиликого Януса или как использовать число девять? Ничтожный призрак. Лишь пугал тебя каким-то чудовищем, которое будет оживать снова и снова. Сплошная ерунда! Но, Дукесса, как, ты сказала, имя этого нашего предка?

— Локридж Уиндем. Не знаю точно. Сначала монах сказал “барон Дэндридж”, потом добавил к этому имя Локридж Уиндем. Весь сон был очень приятным, если не считать конца. Было так страшно, когда цветы начали вянуть и жухнуть. Ты что-нибудь можешь понять во всем этом?

— Нет. Могу сказать лишь одно, я отказываюсь воспринимать это как пророческое видение.

— Тогда что же это?

— Кто знает. Скорее всего ты просто читала о Локридже Уиндеме в одном из наших старинных фолиантов. Он вдруг заметил искру страха в ее глазах.

— В чем дело, что случилось?

— Ах нет, Марк, ничего. — Спина ее внезапно прогнулась, и она схватилась обеими руками за живот. — Нет, нет, Марк, пожалуйста, нет!

Не больше, чем через час, когда часы показывали полдень, у нее случился выкидыш. Тело Дукессы извивалось в страшных судорогах, кровь лила из нее. Потом схватки прекратились так же внезапно, как и начались. Она лежала, обессиленная, погрузившись в полусон, губы были так бледны, что казались синими, волосы лежали на подушках вокруг нее спутанными космами. Возобновилось кровотечение и из раны на боку. Марку казалось, что она умирает. Он молча смотрел на нее.

— Простите, милорд, я не предупредил вас, что это может случиться, — сказал доктор Рейвн, вытирая свои руки — Вы можете не беспокоиться, теперь самое страшное позади. С ней все будет в порядке.

Мэгги и миссис Эмери убирали в спальне. Дукесса была вымыта и лежала мертвенно-бледная от потери крови.

— С ней все будет в порядке, милорд, — повторил доктор Рейвн.

Марк в этом очень сомневался.

* * *

Доктору Рейвну было приятно находиться одному рядом с Дукессой, не чувствуя пристальных взглядов Марка. Дукесса пришла в сознание.

Он спокойно улыбался ей, ожидая, пока взгляд ее прекрасных голубых глаз станет более осознанным. Потом, наклонившись, приложил руку к ее груди.

— Ваше сердце бьется уже совсем спокойно и ровно. Чувствуете ли вы еще боль в животе?

Она безнадежно покачала головой.

— Это большое несчастье. Как печально закончилась ваша беременность, миледи. Но, благодарение Богу, у вас еще могут быть дети.

Она снова покачала головой.

— Нет, у меня больше не может быть детей. Был только этот, единственный, и ему не дали выжить.

Доктор Рейвн не понимал ее. Осторожно взяв руку Дукессы, он прощупывал пульс, мечтательно закрыв глаза.

— Прошу вас, не думайте ни о чем, попытайтесь расслабиться.

Она была спокойна, и пульс ее бился очень медленно. Доктор видел слезы, катившиеся из-под ее ресниц, но не слышал ни единого всхлипа. Послышались уверенные шаги, и Марк склонился над постелью Дукессы. Он осторожно смахнул слезы с ее щек.