существует ярка алая фигура девушки и на контрасте с ней темные зловещие фигуры зрителей. Они как будто собраны из различных частей, разных по контрасту и яркости. Черный и алый. Кровь и тьма. Как будто он собирает разные части головоломки. Разные части тел…. Ох.

…Я думала, что дальше будет лучше. Но, кажется, я опять ошиблась…

- А, это что?

- Картина называется «Летний день, или Где нам взять деньги на оплату жилья?»

- Кстати ты купил каталог? Откуда ты все это знаешь?

- Да, я полюбопытствовал заранее. Не хотел тебя пугать, поэтому все изучил сам. В них нет ничего страшного, на мой взгляд – и он наклонил голову, рассматривая полотно перед нами.

- Лично мне так не кажется. Женщина полностью обнажена, а вот мужчина напротив одет.

- И что? Ни вижу в этом ничего жуткого.

Я сделала шаг к следующему полотну.

- Смотри. Тут высокий худощавый мужчина. Тебе не кажется, что он чем-то похож на самого Уолтера Сикерта?

- Ну, возможно сходство есть, но весьма условное и отдаленное.

- У него их три?

- Нет четыре – поправил он.

- И на всех обнаженная женщина лежит на кровати, а рядом одетый мужчина. Вот эта особенно жуткая. Женщина связана? Такое впечатление, что ее руки привязаны к спинке кровати.

- Ты преувеличиваешь, Кора.

- А вот эта картина?

И я указала на следующее полотно, на котором на кровати лежала обнаженная, малопривлекательная женщина. А над нею в угрожающей позе застыл мужчина.

- У меня такое ощущение, что он смотрит на ее агонию. Как будто она корчится в судорогах, а он за ними наблюдает. Смотри, как заломлена ее рука и ноги раскрыты. Она олицетворяет беззащитность и поражение, а он как будто угрозу и давящую агрессию.

- Как она называется?

- У нее нет названия. Художник пока не определился. Кора, ты преувеличиваешь. Ни на одной из картин нет следов насилия. Нет крови или еще каких-то признаков, что женщину убили. Да, вот на той картине ее голова повернута в сторону стены и ее шею не видно, но в целом – это ни о чем нам не говорит.

- Ты прав – вздохнула я - Но мне все равно жутко от них.

Мы продолжили наш осмотр остальных картин, но я все же ничего хорошего для себя не увидела. Мне кругом мерещились ужасы и убийства. Наверное, я уже зациклилась.

- Знаешь, мне это напомнило одну очень старую шутку.

- Какую? – устало спросила я.

Эта выставка вымотала меня, и мне было не до шуток, но может быть хоть что-то заставит меня улыбнуться.

- После посещения выставки газеты написали почти единодушные заголовки – «Выставка могла быть и лучше». Ну, художник обиделся и подал на газеты жалобу. Те на следующий день разразились заголовками – «Выставка могла быть и хуже». И представь себе, художнику это снова не понравилось и тогда на третий день газеты выдали – «Выставка хуже быть не могла».

И он обнял меня.

Я прижалась к нему в поисках защиты. На меня всё это давило. И я поняла что художник и в самом деле прекрасен именно в своей ужасности. Потому что если он способен своими картинами пробудить такие сильные чувства – значит он точно талант. Не важно, что это чувства страха, безысходности, ужаса и тревоги. Но это сильное чувство и нельзя с этим не считаться.

- Кора! – нас окликнули, и Эдмунд выпустил меня из объятий.

- Натали, Френсис – улыбнулась я.

После обмена любезностями и приветствиями Натали звонко защебетала.

- Какое чудо это выставка, я ни на минуту не пожалела что мы сюда пришли. Правда же, Френсис?

- Вам понравилось? - Уолтер Сикерт подошел к нам, не давая Френсису ответить.

Художник вопросительно смотрел на нас, но Натали в который раз своей непосредственностью вмешалась и начала рассказывать, как это необычно, как притягательно, как будоражит и еще много всяких эпитетов.

- А вам, сьера Вантервиль? Вам понравилось? – обратился ко мне Уолтер Сикерт.

- Понравилось – это не то слово, которым я могу охарактеризовать свои эмоции. Но в целом я согласна с Натали, что это было, безусловно захватывающее и будоражащее посещение – ответила я.

- Ох, Кора. Надо ярче выражать свои эмоции – вдруг сказала Натали и добавила – Давайте я вас обниму?

И она, не дожидаясь ответа от художника, порывисто бросилась ему на шею. В руках у Уолтер Сикерта была папка. При таком внезапном и эмоциональном порыве Натали – он выпустил ее из рук. Папка упала на пол, и оттуда рассыпались листы бумаги. И Френсис и Эдмунд кинулись их поднимать.

Натали отлипла от Уолтер Сикерта и, хлопая длинными ресничками начала извиняться за свою порывистость. Френсис и Эдмунд распрямились, собрали листы в одну стопку, и Эдмунд стал их рассматривать. Я же затаила дыхание. Это были наброски, сделанные угольным карандашом. И на одном из рисунков было видно, что мужчина совершенно точно душит женщину.

Эдмунд молча отдал рассыпавшиеся листки художнику и тот убрал их в папку. Уолтер Сикерт скомкано поблагодарил нас за посещение его выставки и поспешно отошел.

Мы засобирались домой, а вот Натали и Френсис планировали сегодня еще попасть на один из приемов.

Мы сели в машину, и Джумаан повез нас в «Юрту Ворона». После ранения и удара по голове Эдмунд пока не садился за руль своей алой красавицы.

- Ты видел тот рисунок? Где мужчина душить женщину?

- Да, я обратил внимание. Но гораздо интереснее другое. Бумага, на которой он делает наброски, совпадает с бумагой, на которой были написаны письма этого «Джека Потрошителя» - задумчиво сказал Эдмунд.

- Ты уверен? Это улика?

- Нет. Подтвердить это будет сложно. К тому же бумага могла оказаться у него уже после того, как писавший письма взял из пачки несколько листов. Да и сама отправка этих писем – увы, ничего не доказывает. Он мог просто эксцентрично пошутить? С него станется.

- А фразы?

- Нет, они тоже не на что не указывают. Увы. Но я скажу Уинну. Необходимо все же установить за ним слежку. Мне тоже не понравилось то, что мы сегодня увидели. И подозрения я с него не снимаю.

*Всё о чем я рассказала в этой главе, не является вымыслом. Это реальные исторические факты, с небольшими художественными отступлениями. Возможно поданные вот таким вот образом,