— Возможно, после этого они прекратили отношения. Ты читала, что Братство сказало по поводу увольнения Уолли? — добавил он, проверив, не прикреплена ли статья.

— Да, — сказала Робин, — но там не было ничего нового. Все сводилось к тому, что Уолли дискриминируют, потому что он белый натурал, феминистки захватывают мир, и вы не можете просто пошутить о сожжении евреев без того, чтобы за вами не пришла полиция мысли.

Машина покатила по Тоттенхэм-Корт-Роуд.

— Не возражаешь, если я закурю? — спросил Страйк в знак уважения к определенно холодной манере Робин; обычно он бы не спросил, учитывая, что она держала в бардачке жестянку, которую он мог использовать в качестве пепельницы.

— Нет, — сказала она, а затем: — Как ты думаешь, есть ли вероятность того, что Братство Ультима Туле и “Халвенинг”?

— Являются публичным и тайным лицом одной и той же организации?

— Именно.

— Чертовски вероятно, я думаю, — сказал Страйк, осторожно выдыхая дым в окно. — Братство — это инструмент для вербовки, а самые стойкие члены попадают в боевое крыло.

Теперь Страйк обратился к последней странице, которую распечатала Робин, — это был небольшой отрывок из онлайн-интервью с Эди Ледвелл с сайта Women Who Create, взятого в 2011 году.

WWC: Какой у вас типичный день?

Иди: На самом деле типичного дня не существует. Первая большая работа — поднять Джоша с постели. Но потом мы часто работаем до 3 или 4 часов ночи, так что, полагаю, он имеет право на сон.

WWC: И каково разделение труда?

Иди: Ну, я обычно придумываю сюжет для каждого эпизода, хотя Джош постоянно подбрасывает идеи, и я часто использую их или развиваю, или что-то еще. Мы оба анимируем: он — Харти, Магспи и лорда и леди Вирди-Гроб, а я — Дрека, Червя и Папервайт.

WWC: Ваш процесс эволюционировал или остался прежним?

Иди: Мы стали немного более организованными. Я начала записывать идеи и напоминания в телефон вместо клочков бумаги, которые я тут же бросаю или выбрасываю по ошибке.

— Она хранила идеи в своем телефоне, — сказал Страйк. — Интересно… Мне было интересно, почему забрали телефоны. Очевидный ответ — чтобы полиция не увидела, кому они звонили перед тем, как их убили на кладбище, но это означало бы, что убийца не понимал, что полиция все равно может получить эту информацию. Если мотивом было завладение ее идеями, это лучше согласуется с другой моей теорией.

— Какой?

— Что телефоны были взяты в качестве трофеев, — сказал Страйк. Марк Чепмен позаботился о том, чтобы подписать свой альбом, прежде чем убить Леннона.

Неприятный холодок пробежал по позвоночнику Робин.

Они ехали дальше, по Камдену, Страйк курил в окно.

Ему было интересно, почему поведение Робин было таким холодным. Обычно, когда женщина молча смотрела на него, он мог с уверенностью предположить, что сделал не так. Он, конечно, уловил в ее голосе нотки раздражения после того, как Шарлотта так искусно преподнесла новость о том, что он встречается с Мэдлин, но он был настолько поглощен собственной яростью, дискомфортом и беспокойством после ее визита, что у него не осталось места для анализа того, что Робин чувствует по этому поводу. Была ли ее сохраняющаяся холодность вызвана лишь тем, что он, как ее предполагаемый лучший друг, не упомянул об их отношениях, и, следовательно, в ней укоренилась уязвленная гордость за то, что она узнала об этом последней? Или она злилась, что он добавил еще одно дело к их и без того изнуряющему объему работы, причем дело, которое она могла рассматривать (пусть и несправедливо) как созданное им самим? Или — и он прекрасно понимал, что даже постановка этого вопроса самому себе может быть проявлением того же тщеславия, которое заставило его предположить, что она будет рада его ухаживаниям возле Ритца, — она ревновала?

Просто чтобы нарушить молчание, он сказал,

— Я все еще не могу войти в эту чертову игру.

— Я тоже не могу, — сказала Робин.

Она не рассказала Страйку о своей идее использовать регистрационные данные бывшей подружки Мидж, отчасти потому, что Мидж не перезвонила ей, и она не хотела обещать то, что, возможно, не сможет выполнить, но также (если быть честной) потому что не понимала, почему Страйк должен быть единственным человеком, который хранит секреты.

— О, и я прочитал твои заметки про Перо правосудия, — сказал Страйк, стряхивая пепел в окно. — Надо обязательно спросить Катю Апкотт, что она знает о Пере и о Кеа Нивен… Прямо здесь, — добавил он, когда они въехали на Пархилл-роуд, — и через полмили налево.

Остаток пути прошел в молчании.

Глава 33

Постепенно до нее дошло…

Что и она в этом Эдеме восторга

Была не на своем месте, и, как глупый ребенок,

все еще причиняла зло там, где она хотела сказать больше всего любви.

Одной мысли достаточно, чтобы свести женщину с ума.

Элизабет Баррет Браунинг

Аврора Лей

Лисберн-роуд была тихой улицей с домами из красного кирпича с террасами: солидные, роскошные семейные дома. Поскольку большинство парковочных мест было занято, Страйку и Робин пришлось припарковаться на некотором расстоянии от дома Кати Апкотт, и Страйк молча терпел возобновившиеся боли в подколенном сухожилии и раздраженном конце культи, пока они поднимались по улице, которая шла под небольшим уклоном.

Когда они подошли к входной двери, через окно внизу до них донеслись звуки виолончели. Соло было настолько совершенным, что Робин решила, что это запись, но когда Страйк нажал на звонок, длинная, тягучая нота оборвалась, и они услышали мужской голос, который крикнул:

— Я открою.

Дверь открыл худой молодой человек в очень мешковатой толстовке. Наиболее заметными чертами его лица были болезненного вида приподнятые бугорки на обеих щеках, что делало его кожу похожей на цветную капусту, и припухлость одного глаза.

— Привет, — пробормотал он. — Проходите.

Стены холла были выкрашены в кремовый цвет и увешаны картинами, написанными маслом. Был установлен лестничный подъемник, и в настоящее время он находился на верхней площадке. Рядом с лестницей стояли три большие картонные коробки. Одна из них была открыта, в ней лежали квадратики ткани.

— О, спасибо, Гас, дорогой! — произнес взволнованный женский голос, и женщина, которую они приняли за Катю Апкотт, поспешно спустилась вниз. Как и ее сын, она была худенькой, но если у