Более точное исследование характера объективности совпадает частично с ответом на вопрос о разнице между восприятиями и представлениями.

Это различие можно истолковать по-разному:

1. Это отличие между объективно и субъективно возникшими чувственными содержаниями ощущений. Оно лежит вне сознания, в возникновении восприятия.

2. Это отличие чувственного содержания ощущений субъективного или объективного происхождения. Это различие лежит не в самом переживании восприятия, а в суждении о нем.

3. Это отличие, которое продолжает существовать независимо от возникновения и правильного или неправильного суждения о его возникновении. Под этим отличием или его частью мы подразумеваем противопоставление объективного и субъективного характера. Оно лежит в самом переживании восприятия.

В вопросе различия между характером объективности и характером субъективности, достоверности и образности нас прежде всего интересует третье различие. Психологи рассматривают это различие принципиально по-разному. Одни считают, что если оставить в стороне «возникновение» и «суждение о реальности», то между восприятием и представлением существует непреодолимое противоречие, другие, напротив, находят постепенные переходы от одного к другому.

Два отличия между восприятием и представлением нужно, наверное, применять для последней точки зрения. Они по праву играют большую роль, несмотря на то, что представляют не абсолютное, но сглаженные переходными состояниями противоречия. Сперва приведем их:

1. Представление зависимо от воли, любой субъект может вызвать их в своем сознании и заставить исчезнуть, изменять и комбинировать их, как ему заблагорассудится. Восприятия же, напротив, константно воспринимаются с чувством пассивности, не могут быть изменены. В первом случае господствует собственная воля и ее цели, здесь — внесубъективная связь, которую необходимо принять.

2. Представления неполны и расплывчаты, их изображение неопределенно, размыто. Они исчезают и должны всегда производиться заново. Восприятия[73], напротив, имеют определенный рисунок, могут быть удержаны, стоят перед нами во всей полноте и во всех деталях.

Как видим, здесь речь идет не об абсолютных противоположностях, а о типах, стоящих в противоположных концах ряда.

Между тем, как представления, характеризующиеся отсутствием объективного характера, приобретают все свойства, которые здесь приписывались восприятию, возникают псевдогаллюцинации Кандинского, которые совершенно независимо от воли — только в зависимости от внимания — подобно восприятиям, появляются и исчезают как нечто чуждое, и при этом так же абсолютно подробны, как восприятия, не обладая при этом достоверностью.

Следовательно, характер объективности не только идентичен независимости от собственной воли, хотя эта независимость нередко дает повод для неправильной оценки реальности. Мы увидим, что вопреки этой неправильной оценке реальности больные все же могут узнать и описать характер объективности. Далее характер объективности не идентичен детальной подробности, наполненности, наглядности и устойчивости содержания чувственных ощущений. Все это может быть в наличии и без характера объективности. Наоборот, очень неясное, тенеобразное, быстро исчезающее восприятие может обладать этим характером объективности.

После того, как мы отклонили оба этих неправильных толкования, возвратимся к вопросу о непреодолимом противоречии между восприятием и представлением, которое связано с проникновением в суть характера объективности.

В восприятиях, как и в представлениях, мы можем различать в определенном ранее смысле материал ощущений, пространственно-временные представления и действия. Каждый вопрос, будь то противоречие или переход, будет расчленяться таким образом на три подвопроса в отношении указанных трех моментов.

Из этих трех подвопросов мы рассмотрим прежде всего подвопрос о различии материала ощущений в восприятиях и представлениях. Теперь мы подразумеваем не восприятие полностью, а элементы ощущений. Возможность разделения при данном рассмотрении, несмотря на то, что элементы ощущений никогда не существуют сами по себе, а только в восприятиях, основывается на том, что изменяется только эта сторона восприятия, в то время как другие стороны остаются неизменными. Например, при отравлении сантонином больные видят все в желтом цвете при сохранении пространственной формы окружающих объектов и направленности на те же самые объекты.

В отношении различия элементов ощущения в восприятии и представлении возможны три точки зрения:

1. Элементы ощущения в обоих случаях совершенно идентичны. Различие состоит не в них самих, а в их синтезе, в богатстве элементов, которые содержатся в восприятии и представлении. Сам по себе монотонный серый цвет, в котором все представляется некоторыми людьми, является, как таковой, тем же самым элементом ощущения, что и при восприятии.

2. Элементы ощущений в восприятии и представлении по интенсивности различны. Это означает, что они не противоположны, но связаны отношениями перехода.

3. Элементы ощущений непереходно качественно различны. Элемент ощущения в представлении несравним с элементом ощущения в восприятии. Оба находятся в совершенно разных сферах, в совершенно разных измерениях, между которыми не может быть перехода.

Более подробного разъяснения требует вторая точка зрения. О разнице в интенсивности между ощущением и представлением писали часто, но понятию интенсивности в этом вопросе во многом недостает полной ясности.

Понятие интенсивности в общем ясно. Так называемая интенсивность ощущений располагается в ряд от едва различимого звука до грохота пушек, от едва заметного лучика до слепящего солнечного света. Этот ряд интенсивности, конечно, не переходит в представления. Ощущение, например, луч света, можно уменьшать по степени яркости, и он, наконец, не переходит в представление, а просто перестает быть видимым, или он исчезает в игре энтоптических феноменов (не представлений), которые заполняют наше объективное поле зрения, когда все внешние раздражители восприятия устранены. Данный ряд интенсивности не переходит в представление, а, скорее, становится представлением сам. Тихий звук представляется нам тихим, а громкий грохот пушек — громким.

Отдельно следует поставить вопрос, ведет ли иной ряд интенсивности, например, от ощущаемого тихим звука, к тихому представляемому звуку. Я не в состоянии констатировать такой ряд интенсивности. Я нахожу не ряд, а некую дилемму, при которой остается вопрос, являются ли элементы ощущения качественно различными или идентичными.

Другие понятия интенсивности, нежели оба названных, для элементов ощущения не подходят. Особенно вводит в заблуждение многократное употребление понятия «интенсивность», когда имеются в виду детальность и отчетливость представлений или восприятий. Кандинский пишет, «что первичные чувственные представления (если зрительный объект, например, рисунок имеет расплывчатые контуры и краски) могут быть даже менее интенсивными, чем образы воспоминаний предметов, виденных четко». Точно так же, вводя в заблуждение, говорят о достоверности, имея в виду полноту, содержательность и отчетливость представлений. Во всех этих случаях подразумеваются не свойства элементов ощущения, а характерные особенности их синтеза и протекания. Если здесь и можно сказать «интенсивность», то лишь в переносном смысле. Слово «интенсивность» употребляется по причине всеобщей склонности естествоиспытателей к количественной градации, но здесь она вовсе не уместна. Как иначе объяснить, что вместо емких слов «отчетливость, ясность, детальность, содержательность» применяется слово «интенсивность»?

Дальнейшее отличие, наблюдаемое в представлениях, мне кажется, также нельзя назвать различием по интенсивности. Некоторые люди не могут представить себе многих