Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно возразить, что в самом простом элементе ощущения есть эта направленность на объект. Если разделить ощущение и действие, то это будет совершенно излишним делением единого элемента. Как при всяком психологическом анализе, ответ можно получить двумя методами. Либо должно быть выявлено фактически раздельное и изолированное существование ощущений и действий, либо, если это невозможно, должно быть доказано, что ощущения и действия, каждое само по себе, остаются неизменными, в то время как изменяется другой элемент.
По первому пути следовать очень трудно. Можно указать на ощущения органов, которые сопровождают аффекты как содержание переживаний, сами не создавая объекта. Мы их только испытываем, в то время как в аффекте «подразумевается» совсем другой объект. Также и другие ощущения, вероятно, мы можем испытывать при полном внимании, но без предметного истолкования. Мессер описывает: «Я хорошо помню один случай, когда я испытал это со всей отчетливостью. Я первый раз ночевал в незнакомом городе и на следующее утро проснулся в испуге: мое сознание некоторым образом было заполнено интенсивными слуховыми ощущениями. Некоторое время они остаются нелокализованными (откуда они идут и какой предмет их издает); “разум”, так сказать, молчит; состояние отвратительное, пугающее. Однако это продолжается, пожалуй, только 2–3 секунды. Затем внезапно вспоминаю, что накануне вечером совсем близко от моего дома я видел железнодорожную линию. За этим тут же следует объективное объяснение ощущения: это шум проходящего мимо поезда».
Второй путь кажется более убедительным. Возьмем пример Гуссерля: «Я вижу предмет, например, эту коробку; я вижу не мои ощущения. Я все время продолжаю видеть одну и ту же коробку, как бы она ни была повернута или перевернута. Переживание ощущений меняется, все время новые ощущения входят в наше сознание. Остается все то же “подразумевание” коробки как объекта, то же самое действие». В этом общем переживании восприятия по-разному поворачиваемой коробки мы имеем переменную составную — ощущения и постоянную — «подразумевание» коробки. Это действует убедительно, если на основании подобных наблюдений и размышлений устанавливают, что обе составные части, по сути, различны, и что вторая составная часть, действие, «подразумевание» является тем, что прежде всего делает возможным присутствие «объекта» в нашем восприятии.
Итак, результатом мы имеем, что в восприятии, как и во всех психических переживаниях, следует выделять два разных, не сравнимых между собой класса элементов: ощущения и действия[68]. Ощущения — это материал, присутствие которого необходимо, чтобы вообще могли иметь место акты. Материал ощущений едва ли можно назвать «восприятием», так как в нем нет ничего от противопоставления субъекта и объекта, ничего от направленности на предмет, от «подразумевания» при восприятии. Мы воспринимаем не совокупность ощущений, как полагают некоторые психологи, а «вещи». Мы видим не просто чередование ощущений, а связь причины и следствия, когда один бильярдный шар толкает другой, это так же достоверно, как то, что мы видим «вещи», а не комплексы ощущений[69].
Это основополагающее разграничение психического материала ощущений и действий, по нашему убеждению, не теряют из виду многие авторы, которых цитирует Гольдштейн. Он разделяет их мнение, что каждое восприятие состоит из чувственных и нечувственных компонентов. Нечувственными являются, например, временные и пространственные представления, идентичность, сходство и различие. Но также и саму «предметность» Гольдштейн считает чем-то другим, нежели просто ощущением. Он говорит, например: «Наконец, мы вообще не можем испытывать ощущения вне связи с объектом, это значит, мы можем лишь “воспринимать”… “Ощущение — это изменение нашего Я”». Я придерживаюсь мнения, что это при всех его меняющихся формах очень древнее воззрение нашло свое самое ясное и безупречное выражение у Гуссерля, чьи исследования положили начало нашему суммарному анализу восприятия, не учитывающему важное различие, не говоря уже об изложении этих равно важных и сложных исследований[70].
Нам достаточно утверждения, что действия входят в состав восприятия в его последней данности. Какого рода эти действия, мы не исследуем. В связи с этим мы попытаемся внести ясность в эту проблему только в вопросе «достоверности» восприятий.
Здесь мы хотим установить, чего не следует причислять к действиям восприятия. Если, например, восприятие названо «устанавливающим», то акт, в котором признается действительность, считается элементом восприятия. Между этими действиями и восприятием нет необходимой связи. Нельзя сказать, что без них не существует восприятия. Вообще все действия, сопровождающиеся оценочным сознанием, не относятся к восприятию, но строятся на его основе. Мы хотим строго разграничить понятия «восприятие» и «мышление». Восприятие — это нечто данное, что может быть поводом для оценки, но само оценкой не является.
В противоположность этому некоторые психологи говорят об «оценке в восприятии». Нельзя отрицать, что почти всегда с восприятиями связано сознание, что мы представляем себе нечто реальное. Это подчеркивал Г. Майер, указывая на это сознание как на самое примитивное суждение, которое, хотя и не выражено в форме полного повествовательного предложения, но имеет тот же смысл. При желании выразить эти элементарные суждения словами можно было бы сказать: «солнце» или «светит». Напротив, полной оценкой было бы «солнце светит». Но имеющееся в большинстве восприятий — за исключением некоторых частично составляющих предмет этой статьи — сознание реальности является настолько примитивным, что едва ли может быть выражено словами. Таким образом, оно слишком приближено к очевидным суждениям. Даже сами обозначения «сознание реальности» и «характер реальности восприятия» сами по себе уже слишком определенные. При этом противопоставление реальности и нереальности лежит совсем не в сознании. Реальность в восприятии в противоположность нереальности признают не всегда, но