В Красной Армии служили сотни тысяч бойцов крестьянского происхождения, чьи хозяйства как «кулацкие» были разорены в ходе коллективизации, а семьи репрессированы. Главы семей были или расстреляны, или погибли в лагерях. Многие насильственно переселяемые в необжитые районы Сибири и Севера умерли в дороге в неотапливаемых товарных вагонах… Служили в армии выходцы и из других социальных слоев, также подвергшихся жестоким и необоснованным репрессиям, – дворянства, дореволюционных чиновников, священнослужителей всех конфессий, офицеров старой армии, торговцев, казаков…

Многие из них, оставив хотя бы на время старые тяжкие обиды, честно воевали против иноземных захватчиков. Но иные – обиды не забыли и воспользовались случаем отомстить и за гибель близких и родных людей, и за разорение, и за унижения.

Как бы то ни было, но остается фактом: свыше МИЛЛИОНА советских граждан, в основном молодых и здоровых мужчин, активно сотрудничали с оккупантами. Некоторые непосредственно служили в вермахте в качестве ездовых, санитаров, поваров, подносчиков боеприпасов – их называли «Хиви» (от немецкого Hilfswilliger – HiWi – «добровольные помощники»), другие служили во вспомогательной полиции или даже в многочисленных полицейских батальонах («шуцманшафтбатальонах», или просто «шума»), используемых гитлеровцами для борьбы с партизанами, а чаще – для расправы над мирным населением, третьи по своей воле принимали из рук оккупантов посты в местной администрации – старост в селах и деревнях, бургомистров в городах и т. п…[121]

Надо, наконец, признать, что под командованием и присмотром немецких офицеров в различных зондеркомандах, расстрельных командах ГФП служили тысячи и тысячи бывших советских граждан всех национальностей. Сохранившиеся письменные свидетельства, материалы многочисленных послевоенных судебных процессов (в том числе и Нюрнбергского над главными немецкими военными преступниками), наконец, фотографии позволяют утверждать: германские военнослужащие, и не только из СС и ГФП, но и вермахта, принимали личное участие в массовых расстрелах советских граждан, организовывали и руководили ими.

Но с особым рвением принимали участие в подобных экзекуциях на всей оккупированной территории, в том числе и в ставшем символом таких расправ Бабьем Яру, наши бывшие соотечественники, служащие «вспомогательной полиции» (их в народе называли «полицаями») и различных карательных экспедиций. Как правило, их было при всех массовых «акциях» числом БОЛЕЕ, чем немцев.

Не единицы – тысячи военнопленных поддавались вербовке германских спецслужб. Одни видели в этом единственную возможность вырваться из-за колючей проволоки, вернуться через линию фронта к своим или присоединиться к партизанам, другие, истощенные физически и сломленные морально, просто надеялись так спасти свою жизнь, третьи – этих, по счастью, было меньшинство, шли на службу хоть в СД, хоть в абвер вполне сознательно.

Завербованных направляли в многочисленные разведывательные школы и лагеря – таковых только у органов военной разведки было от 25 до 30. Диверсионному делу в них готовили быстро – за две-три недели. Радистов и агентов, предназначенных для действий в глубоком тылу, готовили, разумеется, более тщательно и дольше – до трех месяцев. Потом производилась заброска агентов, обычно группами в два-три человека, но иногда и более крупными группами, в тыл Красной Армии.

Как показал тот же полковник Эрвин Штольце: «Число агентов, находящихся одновременно во всех абверкомандах и абвергруппах, которые действовали непосредственно на Восточном фронте, было от 200 до 400 человек».

Школы абвера по подготовке агентов именно из этого контингента были созданы и в самой Германии, и на оккупированной территории Советского Союза, в том числе в Берлине, Варшаве, Штеттине, Минске, Витебске, Смоленске, Орле, Полтаве, Конотопе, Запорожье, даже в крохотном курортном поселке Симеиз на Южном берегу Крыма.

Немцы отчетливо понимали, что коэффициент полезного действия этого контингента будет ничтожным, здраво рассуждали, что половина, а то и две трети забрасываемых за линию фронта групп стандартного состава (три человека, включая радиста), обратно никогда не вернется, а потому и старались брать скорее числом, нежели умением. Потому-то подготовка агента и была столь краткосрочной, по сути, из них готовили одноразовых смертников.

Действительно, значительная часть заброшенных агентов немедленно являлась в ближайшие отделы НКВД или просто обращалась к первому попавшемуся на глаза милиционеру или офицеру Красной Армии. Одни это делали сознательно, не желая служить оккупантам, другие – из страха (вполне обоснованного) быть изобличенными и, по законам военного времени, немедленно приговоренными к смертной казни. Наконец, изрядное число заброшенных агентов были действительно быстро выслежены и задержаны, и не только органами НКВД, но и просто бдительными солдатами и офицерами Красной Армии.

Особенно участились такие провалы агентов, заброшенных и органами абвера, и СД, после создания в апреле 1943 года органов военной контрразведки «Смерш»[122]во главе с комиссаром государственной безопасности второго ранга Виктором Абакумовым, впоследствии генерал-полковником и министром госбезопасности СССР.

Имеются сводные данные: за годы войны органы «Смерш» выявили 30 тысяч немецких шпионов, 6 тысяч террористов, 3,5 тысячи диверсантов. Число агентов, обезвреженных органами НКВД и непосредственно в прифронтовой полосе обычными военнослужащими Красной Армии, не контрразведчиками, похоже, подсчитать уже не удастся, известны лишь отдельные цифры. Так, в 1942 году только на железнодорожном транспорте были задержаны 256 агентов.

В июне 1943 года группа агентов была заброшена в… Туркмению. Двое погибли в песках Каракумов, остальных быстро нашли с помощью местных жителей. Одиннадцать агентов из числа военнопленных под командованием бывшего колчаковского офицера Николаева были на парашютах заброшены на территорию Коми АССР. Задача – прервать перевозки угля из Воркутинского и Ухтинского месторождений по Северо-Печерской железной дороге. По сговору десантники убили Николаева и сдались властям.

Конечно, выявить и уничтожить всех заброшенных диверсантов было вряд ли возможно. Кое в чем упования полковника Штольце на закон больших чисел все же сбывались. Так, удались диверсии на железной дороге на участках Бологое – Старая Руса и Бологое – Торопец. Заброшенная в район Архангельска группа лыжников совершила также несколько подрывов и диверсий. Известны диверсионные акты, совершенные немецкими агентами на Северном Кавказе, на коммуникациях Калининского фронта, в междуречье Дона и Волги.

Однако сколь-либо серьезного ущерба действующей армии эти одиночные вражеские вылазки не нанесли. И уж совсем неизвестны случаи диверсии на предприятиях военной промышленности в глубоком советском тылу.

В книгах некоторых зарубежных авторов, в частности воспоминаниях бывших сотрудников Канариса, усиленно подчеркивается утверждение, что, дескать, в отличие от гестапо и СД, в военной разведке служили исключительно «рыцари плаща и кинжала», которые никогда не прибегали к грязным методам вербовки, тем более к «мокрым делам», пыткам и т. п.