которая переживала по малейшему пустяку, пожаловалась, что в кое-каких новых книгах в библиотеке содержится откровенная порнография. Мой бывший муж Оливер заявил, что по зрелом размышлении пришел к такому выводу: женщинам недоступно понимание истинной свободы, он готов вернуться ко мне и с этих пор пребывать исключительно в моногамных отношениях. Моя сестра Модница Джейн сказала, что я не иначе как спятила, раз отказываю Оливеру. Впрочем, ничего нового. Ведь я за всю жизнь не приняла ни одного мудрого решения. Руководство «Папоротника и вереска» сообщило, что один из учредителей собирается продать свою долю, поэтому необходимо провести тщательную проверку нашего учреждения, чтобы определить его стоимость.

Я отправила Гэрри к Дэну обсудить все претензии лично. Я знала, что Дэн в высшей степени убедительно объяснит, что не собирается оставаться здесь насовсем, и Гэрри утихомирится.

Я пошла с Ив в библиотеку, чтобы изучить книги, содержащие откровенную порнографию, которые на поверку оказались безобидными дамскими романами. Я написала Оливеру, что желаю ему удачи в постижении глубинных смыслов и духовных исканиях, но о нашем воссоединении не может быть и речи. В заключение я аккуратно напомнила ему о различного рода запретах, которые в судебном порядке ограничивали его право контактировать со мной с целью дальнейшего обсуждения данного вопроса.

Руководству я ответила, что по окончании проверки буду рада предложить собственную цену за четвертую долю «Папоротника и вереска». Я также уточнила, что приехать и осмотреться можно в любое время, главное, не беспокоить наших постояльцев. Начальство увидит все как есть, без прикрас, хотя я бы могла выставить наше заведение в самом плачевном виде, чтобы выкупить долю подешевле. С другой стороны, если руководство будет недовольно положением дел, я могу лишиться должности заведующей.

Все прошло отлично. Дэн с Гэрри стали хорошими друзьями. Ив основала в «Папоротнике и вереске» феминистскую группу, которая исследовала перспективы постижения мужской психики, исходя из предпосылки «в целом они неплохие, просто запутались».

Оливер принялся наезжать к моей сестре и так часто и так подолгу ворчал и плакался ей в жилетку, что она перестала называть меня идиоткой за то, что его бросила, и теперь хранила молчание по поводу всей этой ситуации.

Руководство явилось с негласной проверкой в тот день, когда мы были в лесу, объявило, что крайне удовлетворено ее итогами, и запросило у меня совершенно непомерную сумму за двадцать пять процентов участия в капитале.

Но я была к этому готова.

Я объяснила, что выкуп доли «Папоротника и вереска» гарантирует мое дальнейшее пребывание здесь. Перечислила усовершенствования, которые уже успела провести, и намекнула на другие запланированные нововведения. Попросила откровенно обсудить с постояльцами, как те представляют себе свою жизнь здесь, если я уволюсь. Хмуро согласившись с весомостью моего вклада в дело, руководство значительно снизило уровень своих финансовых ожиданий.

– Вы, Поппи, совершенно неординарная личность, – сказали мне. – Постарайтесь сделать так, чтобы «Папоротник и вереск» не потерял лицензию, и проследите за соблюдением правил.

Никаких правил мы вроде не нарушали. Куры содержались в чистоте, в библиотеке не было порнографии. Но меня не отпускало какое-то смутное беспокойство.

И это беспокойство вызывал отец Грании.

Дэн казался подозрительно веселым.

Стоило за ним приглядеть.

Выбраться в паб он никак не мог. Ближайший паб находился в четырех милях отсюда, и, если бы он заказал такси, я бы узнала об этом в течение десяти секунд. И тем не менее к Дэну вернулся и румянец, и прежний цветущий вид в целом.

Он решил остаться здесь и съездил к себе домой за вещами.

Мы хотели помочь ему их разложить, но от помощи он отказался. Если ему будет позволено сохранить хоть немного достоинства, он предпочел бы сам разложить свои вещи так, как ему удобно.

Дэн сказал, что ему поможет новый приятель Гэрри.

Мы твердо верили в то, что постояльцы и впрямь должны сохранять столько личной свободы и достоинства, сколько возможно, поэтому возражать, конечно, не стали. Из комнаты какое-то время слышались удары молотка, но стены, кажется, сильно не пострадали. У Дэна появился старый сервант с зеркалом на задней стенке, несколько репродукций со сценами охоты, доска для объявлений и мишень для игры в дартс с внутренней стороны двери. Под пледами и бархатистыми отрезами ткани смутно угадывались очертания какой-то мебели. Возможно, шкафов для посуды или комодов.

Но комната была настолько просторной, что тесноты не ощущалось. Дэн сказал, что привез несколько складных стульев на случай гостей и пару высоких табуретов, куда будет ставить вазы с цветами. Я заметила, что некоторые постояльцы взяли в привычку заглядывать на полчаса в комнату Дэна перед обедом, а потом еще и вечером.

Женщины чуть наряднее одевались, чаще просили нашего приходящего парикмахера сделать им укладку, даже начали носить украшения и пользоваться духами. Мужчин теперь можно было увидеть в галстуках и с аккуратно зачесанными назад волосами.

Что-то определенно происходило.

Я долго не могла понять, в чем тут дело, пока не сообразила, что Дэн устроил у себя в комнате.

В серванте обнаружились бутылки с дозаторами. Покрытая пледами мебель превратилась в барную стойку. Вазы спустили с табуретов на пол, а вокруг импровизированных столиков расставили стулья.

Ив смаковала крохотную порцию сухого мартини, остальные дамы потягивали херес из рюмочек размером с наперсток, а в бокалах у мужчин главным образом было пиво из металлического бочонка, в нерабочее для этого питейного заведения время виртуозно притворявшегося большой стойкой для журналов.

Как я это обнаружила?

Подглядела. И увидела идиллическую картину.

Наши постояльцы никогда не напивались, никому не причиняли вреда, хотя правила, конечно, нарушали. Вообще-то, продавать алкоголь без лицензии запрещено. Повсюду. Особенно в доме престарелых, где без правил и предписаний и шагу ступить нельзя, и ни одно из них не разрешает постояльцам организовывать платные бары.

Но старики так радовались успеху своей подпольной операции! Будет ужасно, если я положу ей конец, и я твердо решила, что она навсегда останется для меня тайной.

Поэтому, когда сотрудники намекали, что мне следует кое о чем знать, я делала все возможное, чтобы продолжения не услышать. Одному Господу известно, на что еще я непреднамеренно закрывала глаза! Как бы то ни было, руководство по-прежнему приезжало к нам с проверками, а я всегда подсказывала Дэну, в какой именно день это случится. Начальство иногда заходило к постояльцам в комнаты, чтобы справиться об их жизни, а мне не хотелось, чтобы моих подопечных застали за распиванием коктейлей. Со временем еще один из учредителей продал свою долю, и теперь мне принадлежала половина «Папоротника и