В современной исторической литературе бракосочетанию Марии-Луизы и Наполеона отводится второстепенная роль. В «серьёзных» политических трудах, где очень много говорится об экономике, финансах и администрации, подобным мелочам посвящают лишь пару строчек. Вполне понятно, что для современного человека, привыкшего видеть в окружающей повседневной и политической жизни подавляющее влияние экономических факторов, это вполне естественно. Однако мы говорим о наполеоновской эпохе. Вне всякого сомнения, как для классической монархии, так и для воинской империи Наполеона матримониальные вопросы играли куда более важную роль, чем они играют в политике современных государств. Бракосочетание Марии-Луизы и Наполеона было далеко не просто курьёзным событием «малой истории», оно явилось важнейшим этапом в становлении новой концепции государства и всего видения европейской политики императором. Если до февраля 1810 г. Наполеон, так или иначе, мыслил всю свою внешнюю политику как действия на европейской арене совместно с союзником, которого он видел в Российской империи, и даже войны 1805–1807 гг. не могли повлиять на это видение европейской политики. Наполеон считал эти войны недоразумением, не соответствующим геополитическим интересам обоих государств. Однако многочисленные действия Александра I на внешнеполитической арене, и особенно поведение России в ходе кампании 1809 г., вызвали охлаждение союза. Заключение австрийского брака поставило на нём окончательный крест.

Действительно, что могло бы помешать Александру I выдать свою сестру замуж за императора Франции, если бы царь действительно желал мира? Брачный союз с могущественной империей никак нельзя было назвать мезальянсом по отношению, скажем, к браку великой княжны Екатерины с прыщавым Георгом Ольденбургским! Никто не заставлял царя при этом подчинять политику России политике Французской империи. Он мог и должен был вести политику в интересах своей страны, но неужели российским интересам помешала бы русская императрица величайшего государства тогдашней Европы, или, говоря современным языком, наличие сильнейшего «русского лобби» при французском дворе?! Её присутствие на французском троне при том уважении, которое Наполеон испытывал к брачным узам, фактически означало бы гарантию того, что войны между Россией и Францией не будет. Отныне можно было бы спорить, даже ругаться, но сложно в этом случае представить себе, чтобы Наполеон отдал приказ начать войну против своего шурина!

Отказывая Наполеону в руке своей сестры, Александр толкал императора французов на союз с Австрией и на поддержку поляков; следовательно, это была сознательная провокация, направленная на разжигание военного конфликта.

Действительно, от концепции русско-французского союза в 1810–1811 гг. Наполеон переходит к концепции единой Европы, подчинённой его скипетру. Некой огромной федеративной империи, где сохраняются независимые государства, в которых люди говорят на своих родных языках. Однако эти государства объединяются общим военным и экономическим союзом, ну и, разумеется, главой этой огромной федеративной монархии является лично он сам, Наполеон, старавшийся отныне подражать императору Траяну и Карлу Великому. В этой объединённой под единым скипетром Европе не было места России. Она из потенциального друга превратилась в потенциального противника. При этом на границе этого потенциального противника существовало небольшое польское государство, целиком и полностью преданное Наполеону, герцогство, элиты которого были одержимы идеей войны с русской империей, мечтой об отмщении за потерянные когда-то земли и независимость, за кровь и унижения.

Конфликта ещё не было, но все его компоненты уже были налицо. Первый канцлер империи Камбасерес якобы сказал, говоря о значении брака Наполеона и Марии-Луизы: «Я уверен, что через два года у нас будет война с той монархией, на принцессе которой император не женится. Война с Австрией меня совершенно не пугает, а вот от перспективы войны с Россией я содрогаюсь — её последствия могут быть непредсказуемыми». Известно, что подобные предсказания обычно делаются задним числом, но, даже если это так, фраза, заимствованная из мемуаров Паскье, без сомнения, отражает чувства, которые испытали многие информированные политики Франции в ту эпоху.

* * *

Одновременно с событиями политического характера в 1810 г. обострились противоречия совершенно другого плана. Речь идёт о континентальной блокаде, о которой мы начали говорить в третьей главе. Сразу отметим, что эта книга не ставит задачу выяснения всех экономических проблем, которые определяли историю Европы в начале XIX в. Нас интересует лишь то, что напрямую влияло на русско-французские отношения, то, что послужило, как считают многие историки, одной из причин военного конфликта. Поэтому ракурс, в котором здесь рассматривается континентальная блокада, — это исключительно его значение для отношений между империями.

Тем не менее несколько слов о континентальной блокаде как таковой. Выше уже отмечалось, что континентальная блокада привела к огромным политическим последствиям, её же экономический результат для Англии оказался не особенно значительным в связи с тем, что только часть британского экспорта направлялась в Европу. Но, впрочем, даже и эту меньшую часть английского товарооборота Наполеону не удалось полностью пресечь уже хотя бы вследствие огромного пространства береговой линии Европы.

Результаты действия континентальной блокады на британскую торговлю можно увидеть в нижеприведённой таблице.

Экспорт Великобритании (в тыс. фунтов)

1805 1806 1807 1808 1809 1810 1811 Северная и Западная Европа 16 647 13 429 10 820 5432 14 575 13 858 3483 Португалия 2028 1778 1170 600 124 2229 6165 Испания 187 62 105 1117 3035 1744 1496 Гибралтар, Мальта, Сицилия 1574 2279 3325 6834 8456 6394 7393 США 11 447 12 866 12 098 5303 7461 11 218 1875 Америка (кроме США) 8557 11 888 11 354 18 173 19 834 17 684 12 844 Прочее (Азия, Африка…) 10 669 10 729 11 610 12 511 11 533 9576 10 684 Общее 51 109 53 029 50 483 49 970 66 018 62 702 43 940 Только Европа 20 436 17 547 15 421 13 983 27 190 24 225 18 537

Как видно из таблицы, жёсткое применение континентальной блокады позволило в 1808–1811 гг. серьёзно снизить английскую торговлю с Европой, а в 1811 г. в связи с осложнением отношений Англии и США значительно снизился и общий объём британской торговли. С другой стороны, видно, что результаты были далеки от абсолюта. Если бы наполеоновская Европа обладала перевесом в морских силах или хотя бы их балансом с силами Великобритании, блокада могла бы стать очень эффективной и быстро заставила бы британскую олигархию сесть за стол переговоров. Впрочем, тогда блокада и не потребовалась бы, так как англичане не могли бы вести себя с подобной степенью дерзости и самоуверенности, с какой они действовали, имея подавляющее превосходство сил на морях.