– Власов Борис Ильич, – представился Климов. – Старший следователь прокуратуры, юрист второго класса. Это я вчера с вами разговаривал?

– Со мной. Я мать Леночки.

Женщина распахнула дверь, отступила в глубину тесной прихожей, давая гостю возможность войти в квартиру. Рыжая кошка распушила хвост и шмыгнула на кухню. Климов скинул ботинки, положил на тумбочку кожаную папку на «молнии». Спросил, где удобнее поговорить.

Меркина провела гостя в комнату, пыльную, тесно заставленную дешевой старомодной мебелью. Усадила в обшарпанное кресло. Выходившее во двор окно было открыто, но в комнате нос щипало от резкого запаха кошачьей мочой и лекарств.

Хорошо, что Меркина не попросила его предъявить документ. А если она подумает, да и спросит удостоверение, можно ответить, что забыл книжечку в форменном прокурорском кителе. Неубедительная ложь. Но выбирать не из чего. Хозяйка спросила о другом.

– Хотите чаю с вареньем? Или бутерброд с сыром?

Климов вдохнул витавшие в воздухе кошачьи ароматы:

– Спасибо, что-то совсем нет аппетита.

Кажется, Людмила Яковлевна искренне обрадовалась отказу гостя от угощения. Опираясь на палку, она медленно опустилась в другое кресло. Климов положил папку на колени, откашлялся.

– Насколько я понял, вы недавно сюда переехали? Здесь очень мило. Зеленый район, воздух, природа и все такое прочее. И квартира уютная.

Он оглядел веселыми глазами мебель, выцветшие обои в цветочек, светильник с трещинкой.

– У нас с мужем была большая квартира почти в центре, – ответила хозяйка. – Но после гибели Лены её отец не вылезает из больниц. Он перенес инсульт, получил инвалидность, нерабочую группу. Пришлось уйти с хорошей должности. Он очень переживал. Лена наш единственный ребенок, поздний ребенок. Скажите, у вас есть дети?

– К сожалению, у нас с женой детей нет, – честно ответил Климов.

– Тогда вам трудно понять мое горе. Я, как и муж, с тех пор все болею. Мы вынуждены были продать хорошую квартиру. Переехали сюда. Лекарства дорогие, приходится нанимать сиделку. И гранитный памятник для дочери обошелся вдвое дороже, чем нам обещали. Но на такие вещи денег не жалко.

Волнуясь, Меркина перекладывала из ладони в ладонь бумажный шарик.

Климов кивнул, он старался казаться уверенным в себе, солидным работником прокуратуры, но получалось не слишком убедительно.

– Как вы знаете, убийца вашей дочери был осужден и сейчас отбывает срок в колонии строгого режима, – сказал он. – Дело было списано в архив, так как преступление раскрыто и убийца понес наказание. Но кое-какие вопросы все равно остаются. Я не имею права раскрыть подробности, это тайна следствия. Но в деле есть белые пятна. В частности, совершенно не отражена личность потерпевшей. То есть вашей дочери. И, главное, у нас возникло подозрение, что у преступника был сообщник.

Слова Климова не вызвали никакой реакции, даже далекий тусклый огонек любопытства не вспыхнул в глазах женщины. Глаза оставались тусклыми, совершенно мертвыми. Меркина сказала:

– Если вам интересно знать мое мнение, то я выскажу его. Я никогда не верила, что Леночку убил какой-то случайный знакомый. С чего бы вдруг? Я и теперь не могу понять, как это Лена добровольно пошла в гостиничный номер с посторонним мужчиной. Впрочем, когда шло следствие, моего мнения никто не спрашивал. Один раз следователь повесткой вызвал меня к себе. Мы разговаривали минут двадцать. На общие темы. Вот и все. С тех пор я не верю в справедливость. Я убеждена, что убийцы Лены ушли от наказания. Они на свободе.

Климов вглядывался в лицо женщины, силясь найти сходство с чертами погибшей девушки. Но сходство, если оно и было в прежние времена, теперь начисто стерло горе и болезни.

– Расскажите мне о вашей дочери, – попросил он.

– Лена была умной девушкой, совсем не легкомысленной, – сказал Меркина. – С отличием окончила школу. Тем летом перешла на третий курс финансового института. Училась… Старалась… Она не красавица. У неё было мало друзей. Ну, что тут рассказывать? Она была хорошей девочкой.

– Она поддерживала отношения с молодым человеком?

– Не то чтобы молодым, – поморщилась Меркина. – Эдик намного старше Лены. На мой взгляд, он ей не пара. Официант, человек ограниченный, нравственно тупой и повернутый на деньгах. Но Лена, как мне понимаю, испытывала к нему серьезное чувство. Природу которого я не могу объяснить.

Климов расстегнул папку, вытащил три фотографии официанта Балагуева, протянул их Меркиной.

– Этот Эдик?

– Да, этот, – вздохнула Людмила Яковлевна. – На похороны он даже не пришел. После гибели Лены вообще ни разу не появился, даже не позвонил.

– Если бы вы узнали, что Балагуев замешен в убийстве, то очень удивились?

– Не знаю, – покачал головой Меркина.

Климов засунул карточки в папку, попросил Меркину показать фотографии дочери. Опираясь на палку, хозяйка поднялась, открыла ящик секретера, достала большой целлофановый пакет, полный фотографий. Климов стал перебирать снимки, складывая их на журнальный столик в аккуратную стопку. Детство, школьные годы, дворовые знакомства, институтские девчонки…

Климов отложил в сторону портретный снимок Лены, видимо, сделанный незадолго до её гибели.

– Разрешите мне взять это? – попросил он. – Фотография может очень пригодиться.

– Возьмите, – кивнула мать. – У меня остался негатив. Значит, вы считаете, что Эдик как-то замешан в убийстве?

Климов неопределенно пожал плечами, мол, ещё рано делать выводы, но чего в жизни не бывает.

– Я понимаю, дочь уже не вернешь, – сказал Климов. – Но скажите вот что. Это очень важно лично для меня.

Меркина нагнулась, даже ухо вперед выставила.

– Скажите, пожалуйста. Вам станет легче, если настоящие убийцы понесут наказание?

– Да, – впервые за все время разговора в голосе Меркиной прозвучала нотка твердости. – Да, мне и моему мужу станет легче на сердце. Гораздо легче. Двадцатилетняя девчонка не заслужила того, чтобы её убили, как собаку. Хуже, чем собаку.

Неожиданно Людмила Яковлевна заплакала.

Через пять минут Климов натянул ботинки и ушел. Женщина оперлась локтями на подоконник и смотрела вслед Климову через открытое окно, пока тот не скрылся из виду.

* * *

Климов и Цыганков заявились в «Богомол» поздней ночью. Клуб занимал просторное полуподвальное помещение. Здесь царили либеральные порядки. Усталая охрана на дверях пускала всех желающих без разбора. Сюда запросто можно было пронести ствол, да что ствол, хоть станковый пулемет, но Климов оставил оружие в машине.

Новые посетители выбрали для визита не самое подходящее время. Стриптиз уже закончился, на эстраде прочно обосновались четыре не совсем трезвых музыканта. Но музыка оказалась приятной: медленный джаз и блюзовые ритмы. Цыганков спросил у молодого метрдотеля, какие столики обслуживает Балагуев. Шеф показал пальцем в дальний угол зала.