издал ни звука, этот человек будто почувствовал моё присутствие и резко обернулся. Он был таким, каким я нарисовал его на картине — прекрасным, с белыми волосами и ярко-голубыми глазами, которые, казалось, сами источали синеву. Я никогда в жизни не видел похожих глаз. Они… были будто синева озера, самого глубокого в мире. Я закричал от испуга, он вздрогнул от неожиданности и потянулся ко мне. Я побежал. Я бежал быстрее ветра, так быстро, что казалось, ноги оторвались от земли.

— Ты побежал на кухню… — как приговор заявил я. — Не так ли?

Он взглянул на меня подозрительно. Я встретил этот взгляд. Он уже все понял, но так и не хотел принять. Аоки просто кивнул, соглашаясь.

— Да, на кухню, а оттуда к окну. За ним была пожарная лестница, как в старых голливудских боевиках, которые я смотрел дни напролет. Когда мы переехали мне так нравилось, что у нас за окном была лестница… Я открыл окно и прыгнул на неё. Хотел сбежать вниз, или к соседям, я не знал, чего я хотел, я был до смерти напуган. Но лестница была скользкой от дождя, а перила рассчитаны на взрослого человека, а не на ребенка. Я поскользнулся. Падая, я смотрел вверх, вспышка молнии осветила лицо ангела, а он протягивал мне руку.

Он помолчал, вновь и вновь приникая к сигарете губами и окружив себя клубами дыма. В них я видел маленькую фигурку, что нелепо несется по неровному полу грязной кухни. Я бросился за ним, хотел остановить. Исключение из правила или смерть ребенка? Нет, я не мог позволить себе переступить эту черту.

Я не убиваю детей. Каждый из них имеет шанс, тот самый, что многие упускают лишь повзрослев. Я никогда не рисковал, — он мог вырасти гением, пророком, художником, чьи картины вдохновили бы кого-то не менее важного. Ха… художником…

Он и правда оказался быстрым, я не успел буквально на долю секунды. Малыш юркнул в окно, я кинулся следом. Его нога подвернулась, он начал скользить к краю. Перила были слишком высоко, он бы мог дотянуться до них только в прыжке. Мои пальцы так близко к его майке, но я хватаю лишь пустоту, свешиваюсь с края, наблюдая за его падением.

Кудрявый мальчишка с серыми глазами, как у матери. Он непонимающе смотрит на меня, протягивая ручонки. Пятый этаж. У него нет шансов.

— Ты упал, — промолвил я.

— Больше я ничего не помню. Очнулся в дожде, на стройке, в теле взрослого человека. Вот и все.

— Но почему ты перенял отметку?

— Это сложно объяснить. Ангел и мама часто являлись мне во снах. Они будто заполнили меня, заняли разум. Понемногу, сам того не понимая, они забрали абсолютно все, оттолкнув прочь все эмоции и страхи. Убив впервые, я сам не понимая зачем, взял руку того мужчины и провел на кисти полосу. Когда я это сделал, мне полегчало. Буквально на мгновение, но я был счастлив.

Я откинулся на трубу, к которой был привязан. Боги, кто бы мог подумать…

Я не хотел его убивать. Так вышло. Я был неосторожен и это повлекло за собой лишнюю смерть. Только оказалось, что он не умер. Не до конца. Его тельце осталось лежать на мостовой, я видел его с пожарной лестницы. А вот душа…

— Я помню тебя, — произнес я. — Помню, как смешно ты бежал к тому окну. В больших тапках и рваной майке, что была на два размера больше.

— Что? — растерянно спросил он. — Что ты говоришь?

— Я не хотел тебя убивать. Детей я не трогаю, их душа чиста, не скована тлетворными желаниями. Я пришел за твоей матерью, не за тобой.

— Ты врешь, — недоверчиво оскалился он. — Ты не ангел, ты врешь!!!

— В те времена я питался лишь сбродом. Легкий корм только для выживания. Те, кого никто не стал бы искать. Твоя мама была одной из таких, — заявил я. — Дешевой проституткой. Это не преувеличение. Отец вас бросил, она решила, что выбора нет и пошла на улицы. Подсела на наркотики, не помню, что это было, наверное, мет. Потом стала работать из дома, понизив ставку, зато не приходилось отдавать процент сутенеру. Я всегда изучаю жертву, чтобы не ошибиться, у меня есть Правило.

Аоки мелко дрожал, остатки вина плескались в бутылке. Он опустил голову и слушал, одновременно сжимая и разжимая кулак.

— Он на грани, — шепнула мне Муза. — Выводи его, продолжай!

— Внизу был бар, — говорил я, — где она и снимала клиентов. Я нашел её именно там. Она просила тебя спрятаться, чтобы не смущать мужчин, которые к ней приходили, сейчас ты должен понимать. Она катилась под откос, в вашей квартире даже еды не было, только бухло и таблетки, которые тебе нельзя было принимать.

— Жестче! — приказала Муза. — Нужно жестче! Он хотел сделать это с Мисой, давай, поднажми, отомсти ему! Дави что есть мочи, выплескивай дерьмо!

Аоки молча слушал, изредка мотая головой, будто отбиваясь от дурных мыслей. А мне даже не приходилось врать, я просто говорил, что думал. Грязные слова срывались с моих губ, царапая останки его души.

— Тебе лучше было бы оказаться в детском доме, чем там, поверь. У неё даже контрацепции не было, до такой степени ей было насрать на себя и сына. Она хотела, чтобы все это закончилось, но не знала как. Если бы не я, она сама бы тебя убила, по своей воле или по воле случая. Я знал это, потому пришел. Такие семьи мне часто встречались.

— Хватит, замолчи! Ты все это придумал! Ты не ангел! — закричал Ичибан в гневе и вскочил со стула.

— О, это я, — Губы мои не покидала улыбка, хоть внутри и было погано. — И я могу рассказать о ней кое-что, что ты обязан знать. До всего этого она помогала с торговлей, дилер давал ей паленый продукт, а она предлагала его допом клиентам. По её вине погиб человек, но твою мать это не остановило. Она сама подсела на тот же суррогат. А сейчас я скажу правду, которую ты не в силах вынести. Её основной клиентурой были мигранты, из северной Африки и восточных стран. Я это знаю, потому что снимал квартиру в вашем квартале. Обычно обозленные и грязные, потные и уставшие