Выйдя из самолета, Мэри Андреа Финли Кроум подумала, что ошиблась аэропортом. Ни фотографов из новостей, ни вспышек телевидения, ни репортеров. Ее приветствовал лишь оживленный, рано поседевший мужчина с резкими чертами лица. Он представился ответственным редактором «Реджистера».

Мэри Андреа спросила:

– Где все остальные?

– Кто?

– Журналисты. Я ожидала толпу.

– Считайте меня толпой из одного человека, – ответил ответственный редактор.

Он подхватил ее сумку. Мэри Андреа последовала за ним к машине.

– Мы едем в редакцию?

– Верно.

– Там будет пресса? – Мэри Андреа капризно вертела в руках четки.

– Миссис Кроум, мы и есть пресса.

– Вы понимаете, о чем я. Телевидение…

Ответственный редактор объяснил Мэри Андреа, что интерес к трагической гибели ее мужа оказался несколько менее напряженным, чем ожидалось.

– Не понимаю. Журналиста сжигают до каких-то клочков…

– Кому вы об этом рассказываете?

Ответственный редактор вел, превышая скорость, держа на руле одну руку. Другой он раздраженно тыкал в настройку радио, переключаясь между станциями с классической музыкой. Мэри Андреа хотелось, чтобы он уже выбрал наконец что-нибудь одно.

– Но я же знаю, это попало в газеты, – упорствовала она. – До самой Монтаны.

– О да. И даже на телевидение, – сказал редактор. – Вкратце.

– И что было?

– Я бы описал реакцию общественности, – ответил он, – как умеренное, но мимолетное любопытство.

Мэри Андреа оказалась в тупике. Ее охватило уныние – которое могло быть принято за настоящее горе теми, кто не знал о ее актерской биографии.

– Не принимайте на свой счет, – посоветовал ответственный редактор. – Это оказалось унизительным испытанием для всех нас.

– Но они должны были сделать Тома героем! – протестовала она.

Редактор объяснил, что работа газетного журналиста больше не имеет такого статуса, как во времена Уотергейта. Девяностые обернулись бумом интервью со знаменитостями, упадком серьезных исследовательских репортажей и намеренным «смягчением продукции» издателями. В результате, сказал он, теперь ежедневные газеты редко вызывают волнение среди своей аудитории, и люди обращают на них все меньше и меньше внимания.

– Так что смерть вашего мужа никакой шумихи не вызвала.

Мэри Андреа мрачно уставилась в окно машины. Если бы Том работал на «Нью-Йорк Таймс» или «Вашингтон Пост», была бы вам эта чертова шумиха.

– Он трудился над чем-то серьезным? – с надеждой спросила она.

– Вовсе нет. В этом и кроется часть проблемы – обычный очерк, только и всего.

– О чем?

– Об одной женщине, которая выиграла в лотерею.

– И за это его взорвали?

– Полиция настроена скептически. И, как я уже сказал, отчасти в этом наша проблема. Тома вовсе не обязательно убили из-за его служебных обязанностей. Это могло быть ограбление, могло быть… что-то более личное.

Мэри Андреа кисло покосилась на него:

– Только не говорите мне, что он путался с чьей-то женой.

– Всего лишь слухи, миссис Кроум. Но, боюсь, их хватило, чтобы отпугнуть Теда Коппела[41].

– Вот дерьмо, – в сердцах сказала Мэри Андреа. Она готова была прополоскать горло электролитом, лишь бы попасть на «Найтлайн».

– Мы из кожи вон лезли, – продолжал ответственный редактор, – но они хотели, чтобы это было заказное убийство или месть кокаинового барона. И расстроились, узнав, что Том был простым очеркистом. А после слухов об адюльтере, понятно, перестали отвечать на наши звонки.

Мэри Андреа тяжело прислонилась к двери. Ее будто занесло в дурной сон. Пресса в немалой степени утратила интерес к убийству Тома Кроума, то есть серьезно снизилось внимание к покинутой им вдове – и, с горечью подумала Мэри Андреа, зря потрачены деньги на авиабилет. Хуже того, она окажется в унизительном положении, если роковой «таинственный пожар» приведет к ревнивому мужу вместо мстительного наркобарона.

Будь ты проклят, Том, подумала она. На кону-то моя карьера.

– Что с отелем? – спросила она угрюмо.

– Заказали вам номер для некурящих, как вы и просили. – Теперь ответственный редактор жевал зубочистку.

– И конечно, спортзал с тренажером «СтейрМастер»?

– Без спортзала. Без «СтейрМастера». Извините.

– Ну просто прекрасно.

– Это «ХоДжо»[42], миссис Кроум. Мы всех размещаем в «ХоДжо».

После мрачного десятиминутного молчания Мэри Андреа объявила, что передумала – она хочет немедленно вернуться в аэропорт. Она слишком убита горем, чтобы появиться в газете и принять писательскую награду, которую получил Том.

– Как там она у вас называется – «Эмилио»?

– Амелия, – ответил редактор. – И штука достаточно серьезная. Том – первый журналист, получивший ее посмертно. Это бы много значило, окажись вы там вместо него.

Мэри Андреа фыркнула:

– Много значило для кого?

– Для меня. Для нашей команды. Для его коллег. – Редактор покатал зубочистку языком. – И возможно, для вашего будущего.

– Ну конечно! Вы мне только что сказали, что…

– У нас назначена пресс-конференция.

Мэри Андреа Финли Кроум пронзила его взглядом:

– Настоящая пресс-конференция?

– Будут ребята с телевидения, если вы это хотели спросить.

– Откуда вам знать точно?

– Потому что сюжет – верняк.

– Верняк?

– Ерунда. Человеческий интерес, – объяснил ответственный редактор. – Никто не хочет вникать в подробности убийства, но все с восторгом уделят двадцать секунд хорошенькой молодой вдове, получающей почетный диплом за убиенного мужа.

– Понимаю.

– И я окажусь попросту неоткровенным, – добавил редактор, – если не признаю, что моей газете тоже пригодится огласка. Премия серьезная, а мы и так нечасто выигрываем.

– Телевидение – вы имеете в виду сети?

– Ну, партнеры, да. «Си-би-эс», «Эй-би-си» и «Фокс».