– О, и «Фокс» тоже? – выдохнула Мэри Андреа, подумав: мне определенно нужно новое платье, покороче.

– Так вы сможете? – спросил ответственный редактор.

– Думаю, у меня получится взять себя в руки, – сказала она.

Думая при этом: двадцать секунд эфира – ага, щас!

Кэти Баттенкилл составила список вещей, за которые простила Артура или на которые закрыла глаза, поскольку он был судьей, а быть замужем за судьей – это серьезно. В реестр включались раздражающие манеры за столом, грубость с ее друзьями и родственниками, неуважение к ее религии, неистовая ревность, дешевые неоднократные интрижки, привычка к преждевременной эякуляции и, разумеется, тошнотворный выбор одеколона.

Все это Кэти сопоставила с преимуществами быть миссис Артур Баттенкилл-младший, куда относились превосходная машина последней модели, большой дом, приглашения на каждое светское мероприятие, ежегодная поездка на Бермуды вместе с местной коллегией адвокатов и случайные экстравагантные подарки, вроде бриллиантовой подвески, которой Кэти сейчас любовалась в зеркальце на туалетном столике.

Она не считала себя ограниченной или меркантильной женщиной, но перед ней забрезжила такая возможность. Арт определенно был не из кающихся грешников, но тем не менее Кэти уживалась с ним вот уже восемь лет. Она немного времени тратила на попытки его изменить, позволила запугать себя едкими насмешками и улестить подарками. Легче было игнорировать его поступки, чем спорить. Кэти сказала себе, что их брак не безнадежно лишен любви, поскольку она честно любила быть женой окружного судьи – только к самому Артуру она не питала глубоких чувств.

Много воскресений подряд она ходила в церковь и спрашивала у Бога, что делать, и ни разу Он не присоветовал ей специально ввязаться в незаконный роман со скитающимся газетчиком. Но именно это и случилось. События захватили Кэти Баттенкилл врасплох, лишили сил противостоять – ну точно ее неконтролируемая тяга к шоколаду «Годива», только в сотни раз сильнее. Лишь увидев Тома Кроума, она уже знала, что произойдет…

Она участвовала в пешем марафоне в пользу детей с синдромом дефицита внимания и вдруг заметила приятного вида мужчину – он совершал пробежку вниз по Джеймс-стрит в противоположном направлении, пробирался сквозь фалангу одетых в футболки участников марша. Приблизившись к Кэти, он замедлил свой бег ровно настолько, чтобы улыбнуться и сунуть ей в руку пятидолларовую банкноту. Для детишек, сказал он и побежал дальше. И Кэти, к собственному изумлению, немедленно развернулась и побежала за ним.

Том Кроум был первым мужчиной, которого она соблазнила, если можно так назвать минет на переднем сиденье автомобиля.

Сейчас, оглядываясь на те дикие, пронизанные сознанием вины недели, Кэти поняла их предназначение. Все случается не просто так – это божественная сила направила Томми бегом в ее жизнь. Бог пытался сказать ей кое-что: в мире есть и хорошие мужчины, приличные и заботливые, которым Кэти может доверять. И даже если Он не планировал для нее страстный безрассудный секс с первым же таким мужчиной, Кэти надеялась, что Он все поймет.

Важно то, что Том Кроум заставил ее осознать: она сможет прожить и без Артура, без этой лживой змеи. Ей требовалось только чуточку уверенности в себе, пересмотр приоритетов и смелость честно посмотреть на пустые отношения с мужем. Влюбиться в Томми просто не было времени, но он определенно нравился ей больше, чем Артур. Хотя бы как Том извинялся за то, что забыл позвонить в тот вечер из Грейнджа, – Кэти не помнила, чтобы хоть раз слышала от Артура извинения, хоть за что-нибудь. Том Кроум не был особенным или выдающимся – просто добрым, нежным парнем. Этого хватало. И раз Кэти Баттенкилл так легко сбиться с пути, у ее брака смутное будущее. Она решила, что нужно со всем покончить.

И вспомнила строчку из пасхальной проповеди: «Терпеть грех – значит потворствовать ему и разделять его». Она подумала о многочисленных грехах Артура, включая Дану, Уиллоу и всех остальных, чьих имен она не знала. В прелюбодеянии, конечно, хорошего мало – но теперь судья велел совершить поджог, и погиб человек.

Конечно, невинным этот человек не был – злобная маленькая дрянь. Но все же ценная в глазах великодушного Бога.

И это грех, который Кэти не могла стерпеть, если надеялась спасти себя. Что же теперь делать?

Бриллиантовая подвеска в зеркале сверкала среди ее многочисленных веснушек, будто крошечная звезда. Разумеется, это всего лишь взятка за молчание, но, милый боже, как же она прекрасна.

Дверь ванной открылась, и оттуда вышел муж Кэти с «Реджистером» подмышкой.

– Арт, нам надо поговорить.

– Да, надо. Идем в кухню.

У Кэти отлегло от сердца. Спальня – неподходящее место для диверсии.

Наполняя кофеварку, Кэти заметила, что руки ее дрожат. У нее за плечом Артур сказал:

– Кэтрин, я решил оставить должность. Как ты отнесешься к жизни на островах?

Она медленно повернулась:

– Что?

– С меня хватит. Эта работа меня убивает. В следующем году меня должны переизбирать, еще одну кампанию я не потяну. Я спекся, Кэти.

– Мы не можем позволить себе отставку, Арт, – вот и все, что ей пришло в голову.

– Спасибо, мисс Дин Уиттер[43], но я позволю себе не согласиться.

Тем самым язвительным тоном, который Кэти начала презирать.

– Может, это и поразительно, – продолжал судья, – но я сделал несколько скромных вложений, не посоветовавшись с тобой. Одно из них премило окупилось, примерно на четверть миллиона долларов.

Кэти ничем не выдала своего удивления, но невозмутимость далась ей нелегко.

– Что за вложение?

– Доверительный паевой фонд. Это сложновато объяснить.

– Не сомневаюсь.

– Недвижимость, Кэтрин.

Она сварила кофе и налила Артуру.

– Тебе сорок три года, и ты готов выйти в отставку.

– Американская мечта, – сказал судья, причмокивая губами.

– Почему острова? И какие острова? – удивилась Кэти, думая: я его и на пляж-то не могла вытащить.

Артур Баттенкилл ответил:

– Рой Тайгерт предложил сдать нам его бунгало на Багамах. В Марш-Харбор, просто посмотреть, понравится ли нам. Если нет – попробуем где-нибудь еще, Кайманы или Сент-Томас.

Кэти безмолвствовала. Бунгало на Багамах – прямо водевильная песенка.

Муж неуклюже потянулся через стол и погладил ее по щеке:

– Я знаю, у нас не все было гладко – и нам нужно что-то изменить, Кэтрин, чтобы спасти то, что есть. Уедем и начнем все заново, ты и я, и больше не о ком будет беспокоиться.