Она вопила дальше, но я перестала вслушиваться. Побьешься с обительщиками с мое, и все их речи сольются в одну. Куча криков про сжигание, убийства, грехи и так далее – какую бы темную магию ни давал своим приверженцам Видящий Бог, он, по всей видимости, не счел нужным выдать им более широкий набор призывов к насилию.

Кроме того, я оказалась там не ради Незрячей Сестры.

Среди сплетающихся клубов дыма я видела человека, обмякшего у столба, к которому его привязали. Не в той одежде, в которой я видела его в последний раз, и лицо его было разукрашено жуткими оттенками фиолетового от синяков и запекающейся крови, но я все равно его узнала.

Джеро.

Избитый. Окровавленный. Бездыханный.

Он висел на веревках, с опущенной головой, неподвижный. Я знала, что он жив, только потому что обительщики не предлагают своему богу мертвечину.

«Что означает, – подумала я, оглядывая толпу вопящих алых демонов, – живым он надолго не останется».

Вне Обители последователи Видящего Бога предпочитали держаться небольшими стаями, чтобы не попадаться на глаза силам, враждебным к умалишенным, которые пытаются сжигать людей заживо. А в таком количестве они обычно собирались только по двум причинам: помолиться или убить кучу народу.

И, разумеется, они всегда имели обыкновение убивать кучу народу после молитвы.

Так что причина, думаю, все-таки одна.

А суть вот в чем: что бы они тут ни затевали, без подношения их богу не обойдется. Отчего вставал вопрос…

– Как, блядь, это получилось?!

Я повернулась к Ирии, которая сидела на корточках рядом, прижимая кусок ткани к рассеченному виску. Ирия моргнула и сощурилась, из-за раны ее взгляд казался еще мрачнее обычного.

– А как, блядь, думаешь, леди Писялизя? – ощерилась она. – Нас отдрючили!

Я подняла руку, заставляя ее замолчать – не то чтобы я считала, что нас кто-то расслышит за ревом толпы, но голос Ирии походил на сломанную арфу, которой выстрелили из пушки.

Обитель-младшая – имя, под которым стало известно скопление ветхих и разбомбленных построек, – была пережитком войны, оставшимся догнивать. Восстанавливать город, расстрелянный Революцией, оказалось не так важно, как возводить дворянину третий сад, поэтому поселение осталось полуразрушенным и непригодным для жителей Терассуса.

Отбитые культисты же находили его вполне прекрасным.

Обительщики еще сильнее распотрошили уже разваливающиеся дома. Поснимали свесы, двери, крыльца. Все деревянное, что можно было отодрать и пустить в костры, которые они так обожали и развели по всей площади. Единственные нетронутые постройки были переполнены оружием и тщательно охранялись.

Лишь по счастливой случайности Ирии удалось найти более-менее целый дом, чтобы открыть там портал. Из этого же дома мы и наблюдали за происходящим сквозь приоткрытое окно.

– Тут такое дело, – Ирия вздохнула. – Пока вы с Агне строили глазки знати, мы с Джеро занимались другой частью плана. Мы собирались прийти сюда, глянуть на пепложопых сукиных детей и убраться. Только мы не ожидали…

– ВНЕМЛИТЕ ЕГО БЛАГОСЛОВЕНИЮ!

– Угу, – Ирия махнула куда-то в сторону Незрячей Сестры. – Джеро замаскировался и работал как обычно, но вдруг…

– Как обычно? – поинтересовалась я. – И сколько раз Джеро тут бывал? Что он вообще тут делал?

– Та часть плана – не моя же задача, а? – прорычала Ирия. – Не знаю, блядь, что стряслось, но на этот раз его раскусили. Дыркоглазая потаскуха уставилась на нас, будто мы себе херы на лбах нарисовали.

– Незрячие Сестры чуют магию. – Я выглянула в окно. – В остальном они слепые. Обычную маскировку они не раскусят.

– Ну а в этот раз, мать их, раскусили, – пробормотала Ирия. – Было б неплохо знать заранее, что они научились новым трюкам.

– Ага, было бы, – сердито посмотрела на нее я. – А еще было бы неплохо знать в буквальном смысле, сука, все, что сейчас происходит! Откуда взялись все эти обительщики? Что вы тут делали?

– Шпионили за ними, как и сказала.

– Но зачем? Что там за другая часть плана?

Ирия уставилась на меня с видом, какой обычно держат на случай, когда просыпаются после ночи с шестью виски и понимают, что завалились спать рядом со скотом.

– Я… не знаю. – Она почесала голову. – Два-Одиноких-Старика сказал, что делать, только одному Джеро. Мое дело было только открывать порталы.

А мое дело было только найти место для портала. Два-Одиноких-Старика ничего никому не сказал, и единственного человека, знающего весь его план, вот-вот ждет смерть.

«Почему? – невольно думала я. – Если сраный план включает в себя Империум и, мать ее, Обитель, то какого ж хера он ничего нам не сказал? Почему он нам не доверяет? Что еще он не…»

Это был бы весьма полезный и разочаровывающий ход мысли, уверена, если б меня вдруг не прервала очень характерная вонь. Она поднялась над запахом пепла и углей, словно облако мух над трупом.

Она отдалась медью на языке, просочившись в ноздри, заставила взбунтоваться органы чувств, а мозг вскипеть. И я поняла, что лучше зажать нос, потому что уже однажды сталкивалась с этой особенной вонью.

И той ночью горели целые города.

Я выглянула в окно и увидела их – алые клубы, что поднимались тут и там от низко висящих жаровен, вокруг которых сгрудились обительщики, вдыхая красные, исчезающие в их глотках облака.

– Етить меня, – прошептала я, – у них огневдох.

– Это еще что за херь? Наркота? – Ирия фыркнула. – Как так я о ней не слышала?

Возможно, потому что это невероятно редкая, дорогущая и невероятно, невероятно ядовитая алхимия, секреты которой знает только Обитель и которую они доставали из закромов, только когда собирались на войну. Огневдох заставлял человека переставать чувствовать боль, жалость, страх, превращая средней руки слабака в самого смертоносного воина, какого только знал мир.

По крайней мере, на несколько часов, пока наркотик не взорвет ему голову.

Единственная затяжка способна изменить ход битвы. А обительщики вдыхали эту дрянь бушелями. Они не стали бы ее принимать, если бы собирались учинить обычную резню.

– И чо это за здоровенный членоног, на которого они пялятся?

Рогатый череп торчал над крышами домов, чучело было столь огромно, что его пришлось закрепить несколькими канатами. В деревянной грудной клетке, словно бьющееся сердце, горел огонь. И в его свете я видела тела.

Народ Терассуса. Мужчины. Женщины. Насаженные на колья, торчащие из его тела, жуткие украшения, орошающие грубое изваяние багрянцем.

Я не знала, как обительщики умудрились построить эту штуку незаметно. Я не знала, на кой ляд она им. Я не знала, как они протащили сюда столько наркотиков, оружия, людей.