Я не понял, но мне очень не понравилось, как она это сказала. Еще больше мне не понравилось то, что она, как оказалось, держала в руках. До сих пор она старалась не показывать мне это, но теперь с нарочитой неторопливостью поднесла свой чудовищный «подарочек» к самым моим глазам.

– Я тут кое-что для тебя припасла, – сказала она.

– Не сомневался, что ты что-нибудь припасешь на закуску, – сказал я. – По-моему, это змея. Угадал?

Скади снова одарила меня «сказочной» улыбкой, от которой леденящий озноб прошел у меня сперва по позвоночнику, а затем и по всему телу, и на нем каждый волосок встал дыбом.

– Не просто змея, – сказала она. – Это плюющаяся кобра. Любит плеваться ядом в своих врагов. Если яд попадет на неповрежденную кожу, то ничего страшного, но если в глаза – тут уж наверняка будет очень больно.

Не очень-то приятно было это слушать. Интересно, к чему она клонит? И я спросил:

– Что ты собираешься делать?

Скади снова улыбнулась.

– Тебе точно понравится. Для начала я хочу пристроить ее вот сюда, – и она указала на острый каменный выступ, находившийся прямо над моим лицом. – Постарайся лежать совершенно неподвижно, пока я буду этим заниматься. Змея иногда ведет себя излишне нервно.

– Послушай, Скади… – начал я и умолк, понимая, что она только и ждет, когда я начну молить о пощаде. Ну, а я, что бы там ни было у нее на уме, по крайней мере этого удовольствия ей не доставлю.

И я не произнес больше ни слова, крепко сжав губы и стараясь не смотреть на змею. Среди змей есть два основных типа: лениво неповоротливые и пугающе быстрые, стремительные. Эта принадлежала явно ко второму. Она все время дергалась и шипела, пока Скади пришпиливала ее к скале. Я очень надеялся, что змея ее укусит, но кусать ее она почему-то не стала. По-моему, змея инстинктивно чувствовала, что если попробует это сделать, то ей же в итоге будет хуже.

Теперь змея свисала с выступа точно над моими глазами и внимательно следила за мной, то и дело неприятно подергиваясь и извиваясь всем телом. Ее пасть была раскрыта, глаза горели ненавистью, смешанной с любопытством. На вид она была очень злой и довольно глупой, поскольку явно была уверена, что это я виноват в том, что с ней сделала Скади.

Я лежал на трех острых камнях и старался почти не двигаться и даже не дышать. Я знал, что любой звук, любой жест могут спровоцировать нападение этой твари.

Скади подняла с земли несколько мелких камешков, одним сразу же запустила в извивающуюся змею, стараясь, правда, не повредить, а лишь разозлить ее, и сказала:

– Ну, сейчас тебе будет так весело, что ты просто себя забудешь!

Змея плюнула в меня ядом почти мгновенно, я даже глаза не успел вовремя закрыть, и несколько капель попали мне на лицо. Сперва я ничего особенного не почувствовал.

Но потом возникла такая боль…

И я закричал, не в силах сдержаться.

* * *

Боль была слепящая, жгучая, просто не передать словами, и продолжалась очень долго. Я извивался, дергался, но мои оковы были прочны. Змея тоже дергалась, шипела и продолжала плеваться ядом. Я уже ничего не видел вокруг – все заслонила красная завеса отчаяния и нестерпимой боли. Мне казалось, что, если бы я не был настолько опутан цепями, то мог бы выцарапать себе глаза ногтями.

Нет, даже не пытайтесь себе это представить. Просто подумайте, неужели Ваш Покорный Слуга так уж плох? Ну, допустим, я действительно совершил несколько сомнительных в моральном отношении поступков. Но разве я заслужил такое наказание?

Наконец красная завеса понемногу начала рассеиваться, и я снова обрел способность говорить. На этот раз я не особенно долго раздумывал и предпочел все же прибегнуть к мольбе, ибо от моей гордости не осталось и следа; стыда я тоже больше не чувствовал.

– Прошу! Умоляю! Убери ее, пожалуйста!

Но на Скади мои мольбы не действовали. Как и на Одина не действовали мои просьбы о помощи. И отвернуть лицо в сторону я не мог, как ни старался, как ни выгибал спину, – змея все равно оказывалась над моим лицом, и стоило мне шевельнуться или крикнуть, умоляя о милосердии, как злобная тварь снова плевала ядом прямо мне в глаза, и я опять начинал дергаться и пронзительно кричать от боли…

– Прошу тебя, не уходи! Не бросай меня! Пожалуйста! Мои глаза!!!

Но до меня лишь донесся язвительный смех удалявшейся Скади.

Только представьте, каково было Вашему Покорному Слуге, прикованному цепями к проклятым камням, ослепшему от яда и невероятно страдающему от нестерпимой боли. Я понятия не имел, сколько уже прошло времени – в такой близости от реки Сновидений время ведет себя совершенно иначе, и несколько мгновений в момент пробуждения могут показаться почти вечностью. Но боль – это тоже некий особый мир; там даже время меняет свой характер, так что вполне могло пройти несколько часов, а может, дней или даже недель, прежде чем я – очень медленно – стал сознавать, что рядом со мной кто-то есть.

Сперва я подумал, что снова явилась Скади, чтобы мучить меня или, может быть – я уже стал надеяться на это! – чтобы прикончить. Но чуть позже до меня вдруг дошло, что, хотя змея и выплюнула мне в лицо очередную порцию жгучего яда, глаза мои не только не слепит невыносимая боль, но жжение в них даже, пожалуй, чуть поутихло.

Зрение ко мне толком еще не вернулось, но теперь я, по крайней мере, был способен различать свет и тьму.

– Кто здесь? – спросил я.

Никто не ответил. Было слышно, как шуршит, извиваясь на выступе скалы, змея. Я прислушался и услышал совсем близко чье-то тихое дыхание.

– Умоляю, – прошептал я, – помоги мне спастись. Я сделаю все, чего ты только ни пожелаешь!

Наверное, я все еще надеялся, что это Один пришел мне помочь; пришел тайком, удовлетворив свое самолюбие и вдоволь натешившись собственным величием.

И мои пересохшие губы прошептали:

– Брат, прошу тебя! Клянусь, что никогда больше тебя не подведу! И расскажу, как победить Сурта. Я знаю, как это сделать. Прошу тебя, Один! Пожалуйста…

– Это я, – услышал я чей-то голос.

– Сигюн?

Я ухитрился чуть приоткрыть опухшие глаза. Их по-прежнему сильно жгло, но я все же сумел разглядеть смутные очертания человеческой фигуры и руку, которой этот человек, как мне показалось, заслонил меня от проклятой змеи. Зрение мое постепенно прояснялось, и я увидел над собой большую стеклянную миску, в которой Сигюн обычно растирала масло для своего знаменитого печенья. По стенкам миски стекали струйки змеиного яда.