Наверное, несмотря на все меры предосторожности, я все же оказался недостаточно бдителен. Я слишком полагался на свой магический «камуфляж», считая себя неуязвимым. И вот теперь я застрял между двумя реальностями, будучи не в состоянии даже сменить обличье и находясь во власти некого темного разума, к которому я сам так долго стремился и который – в этом у меня не было ни малейших сомнений – принадлежал кому угодно, только не этой маленькой девочке.

– А сама-то ты кто? – спросил я, чтобы выиграть время.

– Хейди[81], – сказала девочка. – Ты мои сандалии не видел?

У нее за спиной, на дальнем конце пляжа, садилось солнце, и его свет вдруг показался мне зловещим. В сиянии закатных лучей построенный девочкой замок из песка неожиданно начал расти, увеличиваться в размерах и вскоре отчетливо стал напоминать Асгард.

Я пригляделся. Ну да: вон чертоги Одина, знакомые крепостные стены с башенками, мостами; вон сторожевые башни и ворота; а там наше с Сигюн жилище, и сады Идунн, и будуар Фрейи… Все это было старательно вылеплено из песка, и даже Радужный мост дугой изгибался над бездонной пропастью…

Вдруг начался прилив. Ветер, еще несколько минут назад такой свежий, наполненный ароматами лета, теперь принес запах ила и морских водорослей. В сиянии закатного солнца верхушки волн отсвечивали красным, как пролитая кровь.

Я снова попытался сменить обличье, но так и не смог ни во что превратиться. Воля сновидца была явно сильнее моей, и у меня возникли самые неприятные подозрения насчет сна, которые только усиливали и этот кровавый свет, и этот внезапно начавшийся прилив, и эта Небесная Цитадель из песка.

Я посмотрел в небо. Оно стало пурпурным. Волны уже лизали внешние стены замка. Мост развалился почти сразу; стены смогли продержаться несколько дольше.

– Я всегда больше всего люблю смотреть, как он разрушается, – весело сказала Хейди. – А ты? Так интересно смотреть, когда море все забирает обратно, песчинку за песчинкой, не оставляя ничего.

Я молча кивнул. Кем бы она ни была, перевес сил явно на ее стороне.

– Конечно, такие строения не могут существовать долго. – Теперь Хейди говорила мечтательно. – Порядок и Хаос тоже имеют свои приливы и отливы. Бесполезно им сопротивляться. – Она посмотрела на меня. – Я и так знаю, кто ты. Ты – Локи Трикстер.

Я снова кивнул.

– Верно. А ты Хейд, известная также под именем Гулльвейг. Ты – колдунья. Знаток рун. Хитрая, алчная, мстительная. Между прочим, я твой большой поклонник, поскольку все это мои любимые качества.

Она озорно улыбнулась. Значит, за обликом маленькой девочки скрывалась личность весьма сложная, опасная, приносящая беду. И все же Хейди была чертовски соблазнительна. Столь соблазнительным может быть лишь истинный демон.

– Я тоже немало о тебе слышала, – проговорила она. – Ты умен, безжалостен, помешан на собственном величии, склонен к нарциссизму и совершенно не способен хранить верность кому бы то ни было…

Я пожал плечами, думая: ну, все, я у нее в руках.

– Всегда мечтал поближе с тобой познакомиться, – произнес я. – Но найти тебя оказалось нелегко.

Гулльвейг улыбнулась.

– Я просто ждала подходящего момента.

Ого! Это уже интересно!

– Момента для чего? – спросил я.

– Хотела предложить тебе одну сделку.

Сделку? Вы, наверное, подумали, что к этому времени я должен был бы вполне научиться читать и то, что написано мелким шрифтом, и то, что написано между строк, но я так долго был прикован к скале в Нижнем мире, что оказался просто не в состоянии ни торговаться, ни даже разобраться в чем-то как следует. Я вспомнил о пророчестве оракула и сказал:

– А согласно этой сделке… ты освободишь меня от мучений? Поставишь меня во главе своего флота и прикажешь сделать с Асгардом то, что прилив только что сделал с твоим замком из песка?

– Да, все примерно так и будет, – подтвердила Гулльвейг.

– Ну, тогда договорились, – решительно сказал я.

Итак, я снова переметнулся на сторону врага. Но был ли у меня выбор? Один бросил меня на произвол судьбы. А обитатели Девяти миров спустили на меня всех собак. И тут мне как раз встретилась великая колдунья Гулльвейг-Хейд, которая предложила нанести ответный удар, а потом и занять свое законное место в Хаосе…

Я был бы полным дураком, если б отказался от такой сделки. Да любой на моем месте принял бы предложение Хейди. Она была могущественна и жаждала мести – особенно тем ванам, которые ее предали, вступив в союз с Одином. Формально я тоже считался ее врагом, но полагал, что мое изгнание из Асгарда послужит для нее большим плюсом. И потом, я искренне перед ней преклонялся. Это же была настоящая звезда, легендарная Гулльвейг-Хейд, самая первая властительница рун! Именно ее я тщетно искал во всех мирах с тех пор, как Один обманом заставил меня принять человеческое обличье.

Во-первых, мне было нужно, чтобы она избавила меня от моего физического тела, которое в данный момент испытывало невыносимые страдания, находясь в подземной пещере близ реки Сновидений. Так что я сразу согласился со всеми пунктами предложенного ею договора и не стал особенно вчитываться в то, что напечатано мелким шрифтом. И теперь, очнувшись ото сна, в котором мы с ней и заключили эту сделку, я испытывал невероятное облегчение. Я снова был свободен – свободен от проклятой Змеюшки, от дурацкой миски для растирания масла, от островерхих камней, на которых был распят, от тяжких, заколдованных рунами, цепей, – и мне даже захотелось кое о чем расспросить Хейди: например о том, что сталось с Сигюн, или о том, как именно я смогу вновь войти в царство свирепого Хаоса. Оказывается, на этот счет у Хейди никакого конкретного плана не имелось. Впрочем, вы наверняка и сами уже об этом догадались. Итак, меня сначала использовала и предала компания «друзей», а теперь я оказался примерно в том же положении среди моих новых великолепных приятелей-демонов.

В свою защиту скажу лишь, что в тот момент я был буквально переполнен новыми, пьянящими ощущениями, которые на время лишили меня способности испытывать подозрения. Я испытывал невероятную благодарность за вновь подаренное мне чувство свободы; я прямо-таки приходил в экстаз, понимая, что запросто могу сам почесать себе глаз или выпить воды, и при этом мне не выстрелят в лицо очередной порцией яда; я был счастлив вернуться к нормальной еде и напиткам (хоть и подозревал, что отныне пироги и печенье навсегда будут исключены из моего меню); и особое, ни с чем не сравнимое удовольствие я испытывал от мытья и купания – и в холодной воде, и в теплой, и с помощью различных моющих средств, – а также от умащивания кожи всевозможными благовонными маслами.