Кроме того, здешние деревья обладают разумом, поняла она. Маленькие побеги ползучих растений, трава — даже сейчас они утаскивали у нее костыль. Костыль двигался так, словно какие-то маленькие человечки передавали его из рук в руки. Елена вытянула руку, но схватила только его конец.

Она не помнила, как упала, но сейчас она лежала на земле. Она чувствовала запах — сладкий, земляной, смолистый аромат. И были побеги, они трогали ее, они пробовали ее на вкус. Легкими осторожными прикосновениями они вплелись в ее волосы, и она уже не могла поднять голову. Потом она почувствовала, как они ощупывают ее тело, ее плечо, ее окровавленное колено. Но все это уже не имело значения.

Она крепко зажмурилась, и все ее тело затряслось от рыданий. Теперь побеги потянулись к раненой ноге, и она инстинктивно ее отдернула. На мгновение боль привела ее в чувство, и она подумала: «Надо найти Мэтта», — но в следующую секунду потускнела и эта мысль. Сладкий смолистый запах не уходил. Побеги прокладывали путь через ее ключицы, через грудь, опутали живот.

А потом начали сжиматься вокруг нее.

К тому моменту, когда Елена осознала опасность, ей уже было тяжело вздохнуть. Растения сдавливали ей грудь. Когда она выдохнула, они лишь плотнее сжались вокруг нее. Они работали вместе — много маленьких побегов действовали как одна гигантская анаконда.

Оторвать их от себя не получалось. Они были крепкие, тугие, и ногти Елены не могли их порвать. Подсунув под них пальцы, она рванула изо всех сил, впиваясь ногтями и выкручивая пальцы. В конце концов один жгут порвался со звуком лопнувшей струны и резко свистнув в воздухе.

А остальные побеги сильнее вжались в нее.

Теперь ей приходилось прилагать усилия к тому, чтобы получить воздух и не дать побегам еще больше сжать ее. Побеги нежно прикасались к ее губам, словно множество тоненьких кобр, пробегали по лицу, а потом, неожиданно напав, крепко опутали ее щеки и голову.

Сейчас я умру.

Ей было стыдно. Она получила шанс прожить вторую жизнь — вернее, третью, если учесть ее жизнь в облике вампира, — а она так бездарно его потратила. Думала только о своих удовольствиях. И вот теперь город Феллс-Черч в опасности, с Мэттом вот-вот случится беда, а она не то, что не придет на помощь — она сейчас сдастся и погибнет прямо здесь.

Но как ей действовать? Вступить в контакт с духовными силами? Вступить в альянс со злом в надежде на то, что потом сумеет его уничтожить? Может быть. А может быть, ей надо сделать только одно — попросить о помощи.

Из-за перебоев с воздухом голова у нее шла кругом. Она ни за что не могла предположить, что Дамон сделает с ней все это, что Дамон позволит убить ее. Всего несколько дней назад Стефан обвинял его, а она защищала.

Дамон и малахи. Может быть, она была той жертвой, которую он должен был им принести. Они явно не разменивались на мелочи.

А может быть, Дамону просто хотелось, чтобы она умоляла его о помощи. Может быть, он затаился в темноте где-нибудь неподалеку и жадно ждет, когда она прошепчет: «Пожалуйста!»

Она попыталась зажечь остатки своей Силы. Она израсходовала почти все, но, ударив несколько раз Силой, как спичкой, она сумела произвести слабое белое сияние.

Потом она представила себе, как это пламя проникает в ее лоб. В голову. Внутрь. Сюда.

Вот так.

Превозмогая мучительную боль от удушья, она стала думать:

Бонни. Бонни. Услышь меня.

Нет ответа.

Бонни, Мэтт на поляне у дороги в Старом лесу. Ему может понадобиться переливание крови или, какая-нибудь другая помощь. Найди его. Он в моей машине.

Обо мне не беспокойся. Моя песенка спета. Отыщи Мэтта.

Вот и все, что я могу сказать, устало подумала Елена. У нее было смутное грустное ощущение, что она все-таки не сумела докричаться до Бонни. Ее легкие были готовы взорваться. Жуткая смерть. Сейчас она выдохнет последний раз, а потом воздуха не останется совсем.

Будь ты проклят, Дамой, подумала она и сосредоточила все свои мысли, все свое сознание на воспоминаниях о Стефане. Она вспоминала, как Стефан держал ее на руках, она вспоминала его неожиданные мимолетные улыбки, она вспоминала, как он прикасался к ней.

Зеленые глаза, зеленые, как листья, листья, которые держишь против солнца...

И благородство, которое непонятно как сохранилось в нем нетронутым...

Стефан... я люблю тебя...

Я всегда буду тебя любить...

Я всегда тебя любила...

Я люблю...

Мэтт не имел никакого представления о том, сколько сейчас времени, но под деревьями царила кромешная тьма. Он лежал наискосок в новой машине Елены, как будто его бросили туда и забыли. Все тело болело.

Когда он проснулся, первой мыслью было: где Елена? Но белого пятна ее сорочки нигде не было видно, а позвав ее, сначала вполголоса, а потом во всю глотку, он не услышал ответа.

Поэтому теперь он на ощупь на четвереньках пробирался через поляну. Похоже, Дамой исчез, и это давало ему искру надежды и отвагу, которые озарили его разум, как маяк. Он обнаружил брошенную рубашку-пэндлтон — порядком истоптанную. Но после того, как он не нашел на поляне второго мягкого, теплого тела, его сердце упало куда-то в область ботинок.

Но потом Мэтт вспомнил о «ягуаре». Он стал яростно рыться в поисках ключей; карманы были пусты, но ключи каким-то чудом торчали в зажигании.

Пока машина не желала заводиться, Мэтт пережил пару мучительных мгновений, а потом был потрясен, когда фары осветили тьму. Он быстро поразмыслил, как развернуть машину и при этом не переехать Елену, возможно лежащую поблизости без чувств, потом стал рыться в бардачке и нашел там инструкции и темные очки. Угу — и кольцо с лазуритом. Кто-то держал здесь запасное кольцо — так, на всякий случай. Он надел его на палец, и оно пришлось ему впору.

В конце концов его рука наткнула на фонарик, и теперь у него была возможность осмотреть поляну так тщательно, как ему хотелось.

Елены нет.

«Феррари» тоже нет.

Дамон куда-то увез ее.

Ладно, подумал он. Значит, пойду по следу. Для этого придется бросить машину Елены здесь, но он уже видел, что эти чудовища делают с машинами, так что потеря невелика.

С фонариком придется поосторожнее. Кто знает, на сколько хватит батареек?

Просто так, для очистки совести он позвонил на мобильник Бонни, потом — на домашний номер, потом — на телефон общежития. Звонки не проходили, хотя дисплей мобильника показывал, что сигнал есть. Разбираться в этом было бессмысленно — это Старый лес, и тут всегда все не как у людей. Он даже не стал задаваться вопросом, почему он начал с Бонни, хотя осмысленней, пожалуй, было бы позвонить Мередит.