Мы заказываем легкий ланч и обмениваемся новостями, которые удалось собрать. Шеба входит в ресторан под непроницаемой маской заурядной повседневности, и никто не узнает ее. Меня удивляет, что она не здоровается с Майком и Лесли, и я спрашиваю ее об этом.

— А я их не знаю, — отвечает она. — Я никогда не бывала здесь раньше.

— Как прошел разговор с Хербом Каеном после моего ухода? — интересуюсь я. — Мне кажется, попахивает грехом.

— Он дает полную колонку на весь разворот. В завтрашнем утреннем выпуске. Расскажет историю о знаменитой актрисе и ее школьных друзьях, которые приехали на поиски ее брата, умирающего от СПИДа. Хербу понравились нюансы: Айк и Бетти чернокожие. Молли с Фрейзер принадлежат к сливкам общества, Найлз — сирота, а Лео — коллега-газетчик.

Мы радуемся, а Найлз обижается.

— Зачем понадобилось сообщать, что я сирота? Почему бы не сказать, что я директор по спортивной подготовке в «Портер-Гауд» или преподаватель истории?

— Выигрышный материал! — объясняю я. — Преданный друг-сирота разыскивает друга детства, который умирает от СПИДа. Нам, газетчикам, нужны приманки.

Шеба почему-то сердится, услышав мой аргумент.

— Ну да. Нужно еще написать, что Лео — гермафродит, а Молли — лесбиянка и проститутка, а у меня роман с президентом Рейганом. Я просто хочу найти своего брата, ясно? Я не хотела тебя обидеть, Найлз. Ты знаешь, как мы все к тебе относимся.

— Понятия не имею, как ты ко мне относишься, Шеба, — пожимает плечами Найлз.

— Так же, как все. Ты лучше всех нас. Самый лучший из нас — это ты, Найлз. Твой характер закалился в испытаниях, через которые ты прошел в детстве. Твоя сестра не выдержала их и повредилась умом. Мы с Тревором тоже не совсем нормальные, потому что не выдержали испытаний, выпавших на нашу долю. А вас с Бетти трудности не сломали, а сделали сильнее. Вы, как металл, закалились в огне.

Некоторое время мы молча едим и пьем. Затем Айк откашливается и говорит:

— Нам с Бетти удалось кое-что узнать. Начальник полиции познакомил нас с полицейским, который много лет занимается Кастро.

— Но Тревор жил на Русском холме, — замечает Фрейзер.

— Не волнуйся, наш мальчик прекрасно известен в Кастро, — вступает Бетти. — Этот полицейский был им просто очарован. Говорит, чуть не стал геем, так запал на Тревора. Признался, что однажды они пофлиртовали и это могло зайти далеко. Тревор когда-то говорил, что у него слабость к парням в форме.

— Бьюсь об заклад, именно поэтому он так любил Айка, — говорю я.

— Заткнись, Жаба, — отвечает Айк. — Сохранилось досье на Тревора. Его забирали в полицию два или три раза за появление в пьяном виде в общественном месте. Однажды забрали за управление автомобилем в нетрезвом виде. Он заплатил штраф. Его обязали посещать курсы. Раз пять у него находили марихуану, но в этом городе это все равно как если бы у тебя нашли петрушку.

— Куда серьезнее в этом досье то, что однажды его арестовали за хранение кокаина с целью распространения. — Бетти смотрит в свой блокнот. — Он отделался штрафом, судье заявил, что невиновен. Цитирую его слова: «Ваша честь, я собирался использовать каждый грамм этого чертова порошка лично для себя. У меня и в мыслях не было ни с кем делиться». Судья рассмеялся.

— Да, узнаю нашего мальчика, — улыбается Найлз.

— Мы вызвали полицейского, который задержал Тревора за рулем, — продолжает Айк. — Тот сперва растерялся — этот вызов как гром среди ясного неба. Но мы объяснили ему, кто мы такие и чем занимаемся. Тогда он сказал, что Тревор был самым любезным, благовоспитанным и потешным пьяницей, которого он когда-либо задерживал. Тревор сказал ему: «Офицер, именно вам, трезвым полицейским, удается хорошо повеселиться за счет нас, пьяных водителей».

— Боже мой! — Фрейзер закрывает лицо руками. — Если бы вы мне в пятнадцать лет сказали, что я буду разыскивать больного гомосексуалиста, который принимает наркотики и переспал с сотней мужчин, я на Библии поклялась бы, что вы спятили.

— Ты, Фрейзер, родилась в сорочке, тебе под задницу всегда постелют соломки, — говорит Шеба, от неожиданной вспышки ее злости нам становится неловко.

— А ты родилась красавицей, Шеба, — отвечает Фрейзер, задетая. — Я с тобой в любой момент поменялась бы.

— Ты думаешь, мне это принесло счастье? Неужели вы думаете, что я была счастлива хоть один день в жизни? Неужели кто-нибудь из вас, глядя на меня, может подумать: «Как хорошо быть Шебой По!»

— Оставь Фрейзер в покое, Шеба, — решительно вмешивается Молли. — И давайте послушаем, что Лео узнал в квартире Тревора.

Я достаю четыре альбома с фотографиями, они оказываются сущим кладом. С их страниц на меня смотрят десятки людей, с которыми я был знаком, встречался, разговаривал, все они улыбаются мне сквозь годы, неотразимые в своей красоте, не подверженной времени на этих снимках.

— Господи, подумать только! — восклицает Бетти, перелистывая страницы. — Неужели среди геев совсем не бывает уродов? Я таких красавцев в жизни не встречала!

— Расскажи нам об Анне Коул, — просит Молли. — Тебе удалось что-нибудь узнать от нее?

Я излагаю отредактированную версию своего знакомства с Анной Коул, а также со странным типом, ее преследующим. Приступа мачизма, накатившего на меня, я уже стесняюсь и испытываю сомнения по этому поводу. Я мямлю что-то невнятное о своей стычке с подонком, у которого брови похожи на гусениц. О пистолете ничего не упоминаю. Сообщаю номер автомобиля, страховой номер и номер водительского удостоверения Джона Самми. Я рассчитываю, что добытые мной сведения вызовут одобрение со стороны друзей, но, вопреки моим расчетам, все как один неожиданно набрасываются на меня.

— Ты что, тупица, разыграл из себя офицера полиции? — кричит Айк.

— Ты разбил стекло в автомобиле! — Молли не в состоянии скрыть возмущения.

— Ты рехнулся, Жаба? — спрашивает Найлз.

— Нам крупно повезло, если Джон Самми не отправился прямиком в полицию, — добавляет Шеба.

— С чего ты взял, что этот парень преследовал ее? — вскакивает Фрейзер.

— Она сама мне сказала, — объясняю я. — К тому же он прятался, уткнулся лицом в приборную доску. Зачем бы ему понадобилось это делать?

— Уткнулся лицом в приборную доску! — взрывается Бетти. — Я не знаю такого штата, где закон признавал бы это преступлением. А ты разбил ему окно. Это по закону квалифицируется как преднамеренная порча чужого имущества.

— Ты журналист, Лео, — говорит Молли. — Тебя выгонят из «Ньюс энд курьер», если эта история выплывет наружу и появится в местных новостях.

— Пошли вы все к черту, — теряю терпение я. — Вас бы туда. Я сделал все, что мог.

— Почему ты решил впутаться в эту историю, Лео? — спрашивает Бетти. — Девчонка была так мила? Хотел уложить ее в постель?