– Она права, – сказала Элиз. – В целом не работает.

Кружок у «Ярмарочного дня» все увеличивался, гостей интересовала эта загадка.

– Но она работала, когда мы рассматривали ее на жюри, верно? – обратилась Клара к Питеру. – Все дело в ней. Джейн ее не рисовала. – Клара указала прямым, как лом, обвиняющим перстом на блондинку рядом с Питером.

Все головы, словно их всосало в трубу, придвинулись к центру круга и уставились на лицо.

– Вот почему эта картина не работает, – продолжила Клара. – Прежде работала, но лицо изменилось. Тот, кто это сделал, изменил всю картину, сам того не понимая.

– Почему вы уверены, что это лицо рисовала не Джейн? – спросил Гамаш, чей голос приобрел официальный оттенок.

Бовуар услышал это из другого конца комнаты и подошел, вытаскивая блокнот и ручку.

– Прежде всего, здесь это единственное лицо, которое не кажется живым. – (Гамаш вынужден был с этим согласиться). – Но это субъективно. Если хотите, то есть и фактическое доказательство.

– Хорошо бы его узнать для разнообразия.

– Смотрите… – Клара снова показала на изображенную женщину. – Боже милостивый, я вот теперь смотрю внимательно и удивляюсь, как не заметила этого прежде, – просто слепая была, наверное. Это как огромный нарост.

Хотя гости и смотрели во все глаза, но не видели, о чем она говорит.

– Вот. – Клара провела пальцем по лицу женщины, и теперь все увидели неумелые мазки. – Это как бородавка, жуткий дефект. – Она показала на почти невидимые ворсистые отметины. – Это сделано лоскутком и растворителем. Верно я говорю, Бен?

Но Бен продолжал пялиться на картину так, что у него чуть глаза не перекосило.

– А это – мазки кисти. Все не так. Посмотрите на лицо Питера рядом с ней. Там мазки совсем иные. – Клара повела рукой вправо-влево, потом вниз-вверх. – Вверх и вниз. Джейн не делала мазки снизу вверх или сверху вниз. Все горизонтальные и ни одного вертикального. Посмотрите на волосы этой женщины. Все мазки вертикальные. Да это сразу видно. А краску видите?

Она повернулась к Питеру, который, похоже, чувствовал себя неловко.

– Нет. Ничего необычного в краске я не вижу.

– Да брось ты. Посмотри. Белые оттенки другие. Джейн здесь, здесь и здесь использовала титановые белила. А вот тут, – она показала на глаза женщины, – цинковые белила. А вот желтая охра, – Клара показала на жилет женщины, – а Джейн никогда не пользовалась охрой, только кадмием. Это же очевидно. Знаете, мы столько пользовались красками, преподавая живопись, а иногда и зарабатывали немного на реставрации для Маккорда[60], что я могу вам точно определить автора по нескольким мазкам, я уж не говорю про их выбор кистей и красок.

– Зачем кому-то понадобилось замазывать лицо? – спросила Мирна.

– Хороший вопрос, – сказал Гамаш.

– И не единственный. Зачем добавлять лицо – да, это отличный вопрос, но тот, кто это сделал, он еще и уничтожил лицо. Это видно по мазкам. Они не просто идут по лицу, нарисованному Джейн, они стирают его. Я этого не понимаю. Если Джейн или кто-то другой хотел стереть лицо, то достаточно было просто наложить на него новый слой. Это можно сделать акриловой краской. Все так и делают. Но чтобы стирать – такого никогда. Вы просто замазываете свои ошибки.

– Но если просто наложить сверху новый слой, то его потом можно будет снять и восстановить то, что под ним? – спросил Гамаш.

– Это довольно сложно, но для хорошего реставратора не проблема. Что-то вроде того, чем мы заняты наверху – снимаем слой краски, чтобы увидеть, что под ним. А на полотне это можно сделать еще и с помощью рентгеновского аппарата. Изображение будет чуть расплывчатым, но общее впечатление вы получите. А тут его просто уничтожили.

– Тот, кто это сделал, не хотел, чтобы мы видели то, что нарисовала Джейн, – сказала Клара. – Поэтому она удалила первое лицо и нарисовала новое.

– Но они выдали себя, стерев оригинальное лицо и нарисовав на его месте новое, – вставил Бен. – Они не знали манеры Джейн. Ее кода. Нарисовали лицо, не понимая, что Джейн никогда бы так не написала…

– И мазки они делали не те.

– В таком случае с меня подозрения снимаются, – сказал Габри.

– Но зачем это было нужно? То есть я хочу понять, чье лицо тут стерли.

На несколько секунд наступило молчание, все думали.

– Вы можете убрать это лицо и воссоздать то, что было прежде? – спросил Гамаш.

– Возможно. Все зависит от того, насколько тщательно удаляли оригинальное лицо. Вы думаете, это сделал убийца? – спросила Клара.

– Да. Только я не понимаю, зачем ему это понадобилось.

– Вы несколько минут назад сказали, что это сделала «она», – обратился к Кларе Бовуар. – Почему?

– Наверное, потому, что новое лицо – женское. Я предположила, что тот, кто это сделал, пошел по самому легкому пути – использовал то, что мы каждый день видим в зеркале.

– Вы думаете, это лицо убийцы? – спросил Бовуар.

– Нет, это было бы глупо. Я думаю, что это просто говорит о поле убийцы. В стрессовой ситуации белый человек, скорее всего, изобразит белого человека, а не черного. И не белую женщину. Он изобразит то, с чем больше всего знаком. То же самое и здесь.

«Хорошее соображение», – подумал Гамаш. Но еще он подумал, что если мужчина рисует с целью ввести в заблуждение, то он вполне может изобразить и женщину.

– Для того чтобы сделать это, требуется мастерство? – спросил он.

– Чтобы удалить одно лицо и нарисовать другое? Да, и немалое. Чтобы удалить лицо, особого мастерства не требуется, просто нужно знать, как это делается. Вот вы знаете? – спросила она Бовуара.

– Понятия не имею. Вы говорили о растворителях и лоскуте материи. Но я впервые услышал об этих растворителях несколько дней назад, когда вы начали здесь работать.

– Вот именно. Художники знают о таких вещах, а большинство людей – нет. Когда лицо смыто, нужно нарисовать другое в стиле Джейн. Для этого требуется мастерство. Тот, кто это сделал, – художник. И я думаю, неплохой. Мы не сразу заметили ошибку. А может, вообще никогда не заметили бы, если бы ваша агент Николь не была такой беспардонной. Она сказала, что это Йоланда. А я так разозлилась, что принялась искать Йоланду, написанную Джейн, чтобы убедиться, так ли это. Оказалось, что не так. Но это заставило меня внимательнее приглядеться к лицу, попытаться понять, кто здесь изображен. Вот тогда-то я и увидела различия. Так что можете сказать Николь, что она способствовала установлению истины.

– Что-нибудь еще ей от вас передать? – спросил Бовуар, улыбаясь Кларе.

Гамаш ни в коем случае не собирался говорить Николь, что ее грубость сыграла положительную роль, но в то же время он понимал, что, отправь он Николь в Монреаль раньше, они бы не продвинулись в расследовании. В некотором смысле Клара была права, только она забыла и себе отдать должное. Ее собственная потребность опровергнуть Николь тоже сыграла немалую роль.