и душевная, Вильгельм. А Нардис, хоть ты и отрицаешь это, был для тебя не чужим.

Я наморщил лоб.

— Ты преувеличиваешь.

— Я читаю души, — напомнил призрак. — А еще я помню, каким ты был до, и вижу, каким стал после.

Я настороженно на него покосился.

— Что же во мне, по-твоему, изменилось?

— Ничего, Вилли, — вздохнул Мор. — В том-то и дело, что после смерти Нардиса ты практически перестал меняться. Да, ты в совершенстве освоил умение лицедействовать. Твоя реакции выглядят абсолютно естественно. Но внутри ты по-прежнему ничего не чувствуешь. Лишь отголоски, слабые отблески… так, как было до того, как ты потерял близкого человека. После этого ты отстранился от людей. Замкнулся. Занялся какими-то пустяковыми делами… И хотя простые люди часто так делают, чтобы забыться и не думать о плохом, но ты-то помнишь.

Я не отвел взгляда.

— С тех пор, как ко мне вернулся разум, я ничего не забываю. Ни хорошего, ни плохого.

— Вот именно. И я точно знаю, что твоя боль никуда не ушла.

— По-твоему, я остановился?

— Нет, Вилли. Ты повернул назад, — тихо сказала тень. — Быть человеком не так-то просто. Не только знать, но и чувствовать. Не только быть наблюдателем, но и самому нести бремя потерь и разочарований… Это тяжело. Ты был к этому не готов. Поэтому вместо того, чтобы идти дальше, сначала застыл на одном месте. А потом отступил, чтобы не стало хуже. Если бы не эликсир, который хотя бы тело твое поддерживает на одном уровне, ты вполне мог бы стать тем, от кого с таким трудом ушел.

— Разве все так плохо? — ровно осведомился я.

— Тогда, возле ущелья, ты впервые потерял нечто очень важное, — покачал головой Мор. — Такое нередко случается, и тогда обычные люди испытывают сожаление, отчаяние и даже страх. Страх одиночества, страх смерти, страх потери… но особенно они пугаются, когда испытывают сильную боль. Не хотят, чтобы она вернулась. Для тебя это был новый опыт, о котором никто не предупреждал, — добавил он. — Но для тебя это как раз неплохо.

— Я не знаю, как с этим бороться, — после долгой паузы признался я. — Не нашел нужного средства. И понял, что безупречная память — это не всегда благо.

— Поэтому ты решил схитрить? Сделать вид, что становишься человеком, но при этом не касаться того, что тебе не нравится?

Я промолчал. Но Мору и не нужны были мои ответы.

Подлетев вплотную, он пытливо заглянул в мое лицо.

— Это уловка, Вильгельм. Нельзя стать человеком лишь наполовину. У человека не бывает лишь хороших воспоминаний. Душа — это и свет, и тьма, и хорошее, и плохое. Даже в том случае, если ты сам не хочешь этого признавать. Ты когда-нибудь задумывался, почему последние камни не принесли тебе ничего нового? Тебе подсказать, по какой причине твои самые первые дни в этой жизни ты до сих пор так и не вспомнил?

— Потому что не захотел? — не слишком охотно предположил я.

— Ты помнишь абсолютно все, что с тобой было, — снова вздохнул Мор. — И знаешь, что если увидишь что-то плохое, то больше этого не забудешь. Воспоминания будут возвращаться снова и снова, заставляя видеть то, что тебе не нравится. И это будет как с Нардисом. А ты этого не желаешь.

— Ты прав, — снова признал я. — Меня не учили с этим бороться.

— Потому что ты всего лишь мальчик… много видевший, много поживший и испытавший… но эмоционально ты еще ребенок. В твоей прошлой жизни просто не было подобного опыта. Твой первый наставник тоже тебя этому не научил. Поэтому порой ты реагируешь на события именно как мальчик. И как самый обычный мальчик прячешься от того, на что не хочешь смотреть.

— Я… должен это преодолеть?

— Да. Чтобы по-настоящему повзрослеть, тебе придется это пережить. И хорошее, и плохое. Особенно плохое, потому что люди — я имею в виду нормальные люди — по-настоящему взрослеют только в процессе борьбы. Преодолевая себя, борясь со своими страхами, учась сдерживать и побеждать боль, усталость и убирая со своего пути все преграды… Среди них мало бесстрашных. И почти нет тех, кто никогда не встречался со злом. Но они все же живут, стараются, карабкаются на свою вершину. И в конечном итоге все равно побеждают.

— А есть ли в этом смысл? — тихо спросил я. — Если вся их жизнь — это бесконечный бой и преодоление, то какой резон к этому стремиться?

— Потому что жизнь многогранна, Вильгельм. И потому что помимо боя в ней существует много вещей, о которых ты даже не задумывался. Чувства и привязанности раскрашивают этот мир совершенно невообразимыми красками. Поэтому в нем хватает места и для друзей, и для семьи, и для задушевных разговоров, в которых тоже можно почерпнуть немало полезного.

Я покосился на тень с невеселым смешком.

— Забавно, что о красоте жизни мне рассказывает темная сущность, только и умеющая, что воскрешать мертвых.

— А разве есть разница, кто именно тебе помогает? — резонно возразил Мор.

— Наверное, нет. Если, конечно, помощь идет от души.

— Ну вот считай, что я поделился с тобой многовековой мудростью, которую сумел собрать по крупицам и хорошенько осмыслить, пока беседовал с самыми разными людьми. А что касается души…

Он выразительно покосился на мертвеца.

— Тебе пора его отпустить. Хватит жить прошлым. Он и без того пробыл здесь гораздо дольше положенного срока.

Я помолчал, собираясь с мыслями. Еще раз взглянул на обледеневшее тело, из которого отчаянно пыталась выпорхнуть обессиленная душа. Немного подумал. Все взвесил. А потом медленно покачал головой.

— Нет, Мор. Я этого не сделаю.

— Он давно мертв…

— Сейчас это уже неважно.

— Но Вильгельм!..

— Раньше я думал, что это навсегда, — не обратил я внимания на негодование тени. — Отлетевшая душа не остается в мире живых больше суток. Но раз она все еще здесь… раз так и не смогла улететь… Ты ведь говорил, что я должен бороться и идти вперед, даже если очень не хочется. Но смерть — это не всегда финальная точка. Мы оба с тобой это прекрасно знаем. И если у меня есть шанс побороться…

— Ты что задумал? — с нескрываемым подозрением осведомился призрак.

Я глубоко вздохнул, стряхивая с себя невидимую тяжесть.

— Я хочу вернуть его, Мор. И ты мне в этом поможешь.

Эпилог

Говорят, когда у человека появляется цель, все его силы и помыслы сосредоточены на ее достижении.

Я проверил это на себе, когда принимался за сложную, долгую и кажущуюся невозможной задачу.

Мор поначалу