С точки зрения Митчелла, было бы правильным проанализировать все временные ряды (более тысячи), которые Национальное бюро смогло найти и рассмотреть. Для экономических циклов, которые рассматриваются как форма капиталистического процесса, необходимы «скопления взаимосвязанных явлений» одинакового протяжения с самим процессом. И даже если было бы возможно представить себе элемент, который сам по себе не имеет никакого отношения к циклам, все равно будет необходимо исследовать, как на него влияет циклическое движение[202]. Если, однако, несмотря на все теоретические сомнения, пришлось бы делать выбор и рассматривать не все ряды, (как, например, в последних четырех главах «Измерения экономических циклов»), это была бы уступка, вызванная ограниченностью доступных средств, а не делом принципа. Однако Митчелл хорошо знал, что даже самый полный подбор статистических данных не позволил бы ему осуществить задуманное. Для того чтобы проверить свой статистический материал, он пришел к мысли о сборе того, что он назвал деловыми хрониками, – из максимально возможного числа стран и уходя в прошлое настолько, насколько возможно. Известная книга УЛ. Торпа (1926) стала результатом этой работы. В статистическую эпоху методологическую важность этого признания ценности нестатистических исторических данных невозможно переоценить. Хотя со временем доверие Митчелла к этому источнику информации, по-видимому, падало, да и использовался он с самого начала не вполне удовлетворительным образом, только так ему удавалось избежать угрозы чрезмерного погружения в статистику.

К настоящему моменту все знакомы с тем, что называется методом Национального бюро. Однако исходная идея, что лежит в основе этого представления о циклическом поведении, должна быть заново сформулирована. С одной стороны, каждый временной ряд, скорректированный с учетом сезонных колебаний, рассматривается отдельно и выявляется циклический рисунок его поведения в среднем (специфические циклы): каждый такой цикл с отмеченными высшей и низшей точками делится на интервалы или стадии, для которых значения данного ряда характеризуются определенным процентом от среднего значения для каждого цикла (компромисс между устранением тренда из анализа и сохранением его), а потом средние показатели этих процентов служат, чтобы нарисовать типичный специфический цикл для этого временного ряда. С другой стороны, для того чтобы продемонстрировать поведение каждого отдельного ряда в периоды расширения и сокращения всей экономической системы, определяются высшие и низшие точки общей экономической активности. Это делается на основе как приблизительного «консенсуса» всех учитываемых рядов, так и нечисловой информации, присутствующей в деловой хронике. Поведение каждого ряда затем изучается в каждом из девяти интервалов или стадий, на которые этот «контрольный цикл» (reference cycle) разделен. Положение ряда на каждой стадии контрольного цикла также выражается через процент от его среднего значения в течение всего контрольного цикла. Типичный контрольный цикл для каждого ряда создается путем вычисления среднего положения временного ряда в каждой стадии всех исследуемых циклов. Сравнения специфического и контрольного цикла каждого ряда являются, возможно, самыми познавательными операциями или измерениями, которые только допускает эта схема. Это двойное представление (потенциально) каждой частички статистической информации чрезвычайно хорошо разработано, чтобы выстроить факты цикла экономической активности настолько далеко, насколько это возможно, не постулируя априори отношений между этими частичками. Много гордиевых узлов при этом надо разрубить. Двигатель естественным образом работает с большим трением в последних четырех главах, где образцы семи сравнительно длинных временных рядов обработаны для того, чтобы нести тяжелое бремя выводов. Но цель представить факты для того, чтобы можно было сопоставить их с теорией, ставится на каждом шагу. Разумеется, этот том был всего лишь началом. И если бы Митчелл мог все-таки дописать незаконченную работу это тоже было бы всего лишь начало. У такой работы не бывает окончания, она сама подталкивает исследователя вперед, в неопределенное будущее. Это верно для всей работы Митчелла. И именно это делает его великим и определяет его уникальное место в истории современной экономической науки. Это был человек, у которого хватало храбрости, в отличие от всех нас, сказать, что у него не было ответов на все вопросы; который делал свою работу без спешки, но и не отдыхая; который не плыл по течению; который учил нас делом, а не словом; человек, который был настоящим ученым.

В своем блестящем эссе «Род Джорджа Вильерса»[204] Кейнс ясно дал понять, что признает наследственность способностей. Это мнение плохо вяжется с распространенным представлением о его интеллектуальном мире, но является очевидным выводом из его социологической теории и подкрепляется тем вниманием, которое Кейнс уделял своему происхождению во всех биографических текстах. Поэтому сам он наверняка разделил бы мое сожаление, что из-за нехватки времени я не могу сейчас подробно углубиться в историю рода Кейнсов. Остается надеяться, что это сделает кто-то другой, и довольствоваться несколькими восхищенными словами о его родителях. Рожденный 5 июля 1883 года, Кейнс был старшим сыном Флоренс Ады Кейнс, дочери преподобного Джона Брауна, доктора богословия, и Джона Невилла Кейнса, архивариуса Кембриджского университета. Мать его была исключительно одаренной и очаровательной женщиной, первой женщиной-мэром Кембриджа, а отец – выдающимся мыслителем и автором, среди прочего, одной из лучших методологий в истории экономической науки[205].