Окесон на мгновение задумался.

— Экхольм говорил, что закладывает всю информацию в компьютер, — сказал он. — Согласно проекту, который реализует ФБР. Возможно, это что-то и даст.

— Будем надеяться, — ответил Валландер.

Он не договорил фразы до конца. Но Окесон его понял.

Будем надеяться, что к тому времени убийца не успеет нанести новый удар.

Будем надеяться, хотя мы даже не знаем, где его искать.

Валландер отправился назад в управление. Он приехал через несколько минут после начала собрания. Чтобы ободрить измотанных подчиненных, Хансон лично съездил в кондитерскую «Фридольф» и купил венских булочек. Валландер занял свое привычное место и оглядел присутствующих. Мартинсон, в первый раз за этот год, надел штаны до колена. У Анн-Бритт уже появился легкий загар. И когда она только успевает? — с завистью подумал Валландер. Единственным человеком, одетым официально, был Экхольм, который в этот раз оттянулся на дальние позиции, заняв самый конец стола.

— Редакция одной из наших вечерних газет решила блеснуть изысканностью вкуса и поместила в приложении исторический очерк о мастерстве скальпирования, — мрачно сообщил Сведберг. — Будем надеяться, что этот вид искусства не приобретет широкой популярности среди всевозможных сумасшедших, которые гуляют по улицам.

Валландер постучал карандашом по столу.

— Давайте начинать, — сказал он. — Мы разыскиваем самого опасного преступника из тех, с которыми нам доводилось иметь дело. Он уже совершил три жестоких убийства. Мы знаем, что действует один и тот же человек. Этим, собственно говоря, наше знание и ограничивается. Если не считать того, что новое убийство не только возможно, но и очень вероятно.

В комнате воцарилась тишина. Валландер отнюдь не стремился создать за столом атмосферу подавленности. Он знал по опыту, что, сохраняя легкость тона, легче расследовать даже самое запутанное дело, даже самое тяжелое и трагическое преступление. Он понимал, что каждый из сидящих за столом удручен не меньше его самого. Все оперативники были согласны в том, что преступник — чудовище в человеческом обличии и что в сознании чудовища все искажается настолько, что понять его действия почти невозможно.

Эта оперативка стала для Валландера одной из самых тяжелых за все годы его полицейской службы. За окном — лето, прекрасное до невероятия, венские булочки Хансона плавятся и тают на жаре, а у самого Валландера на душе так скверно, что он почти болен. Он внимательно следил за ходом обсуждения, но думал в это время о том, как он до сих пор выдерживает на такой работе. Не пришло ли время понять, что он уже свое сделал? Что жизнь — это не только служба? Но в глубине души Валландер сознавал, почему он так удручен: он не видел никакой возможности для прорыва, ни единой трещинки в стене, которую бы они стали потихоньку расширять и наконец протиснулись бы через нее наружу. Нет, они не буксовали, у них по-прежнему имелось много зацепок. Загвоздка состояла в том, чтобы решить, в какую сторону двигаться. В расследовании всегда присутствует некий невидимый ориентир, по которому следственная группа может корректировать свой курс. Но на этот раз им не на что было опереться. Они уже не могли просто искать связь между тремя убитыми. Пошатнулась их уверенность в том, что эта связь действительно существует.

Через три часа собрание закончилось, им оставалось одно — продолжать работу. Оглядев усталые лица коллег, Валландер сказал, что всем им необходим отдых. Он отменяет все встречи, назначенные на воскресенье. Они прощаются до понедельника. Делать оговорок он не стал, все было ясно и так: если не случится ничего серьезного, если человек, который разгуливает по летней Швеции, не нанесет новый удар.

Валландер пришел домой во второй половине дня. Линда оставила ему записку, что не вернется до вечера. Он чувствовал себя усталым и лег спать. Через несколько часов проснулся, дважды набрал номер Байбы, но там никто не отвечал. Валландер позвонил Гертруд. Она сказала, что с отцом все как обычно. Разве что теперь он часто заводит разговор о поездке в Италию. Валландер пропылесосил в квартире и починил сломанную оконную петлю. Все это время он не переставал думать о неуловимом преступнике. В семь часов приготовил незамысловатый обед — замороженное тресковое филе с отварной картошкой. Потом расположился на балконе с чашкой кофе и стал рассеянно листать старый номер «Истадс Аллеханда». В четверть десятого пришла Линда, и они вместе сели на кухне пить чай. В воскресенье она пригласила Валландера прийти на репетицию спектакля, который они ставили вместе с Кайсой. Линда держалась очень загадочно и даже не хотела сказать, о чем спектакль. В половине двенадцатого оба отправились спать.

Валландер заснул почти сразу. Линда не спала и, лежа в кровати, слушала ночных птиц. Потом она тоже заснула. Дверь в ее комнату оставалась слегка приоткрытой.

* * *

Никто из них не слышал, как в начале третьего наружная дверь осторожно отворилась. Хувер был босиком. Он неподвижно застыл в коридоре и вслушался в тишину. Из комнаты слева от гостиной доносился мужской храп. Хувер осторожно двинулся в глубь квартиры. Дверь в одну из комнат была чуть приоткрыта. Девушка. Наверно, ровесница его сестры. Хувер не удержался и подошел ближе. Она спала и была полностью в его власти. Он вышел из комнаты и двинулся дальше, туда, откуда доносился храп. Комиссар Валландер лежал на спине, сбросив с себя почти все одеяло. Он крепко спал. Его грудная клетка поднималась и опускалась в глубоких волнообразных движениях.

Хувер смотрел на него не шевелясь.

Он думал о сестре, о том, что скоро она вырвется из тьмы, которая ее окружает. Вернется к жизни.

Он взглянул на спящего мужчину. Вспомнил девушку в соседней комнате — должно быть, его дочь.

Он принял решение.

Через несколько дней он сюда вернется.

Хувер покинул квартиру так же бесшумно, как и проник в нее. Запер дверь ключом, который вытащил из куртки полицейского.

Вскоре раздался шум мопеда. Потом шум растворился вдали, и снова воцарилась тишина.

Только по-прежнему пели ночные птицы.

Проснувшись на следующее утро, в воскресенье Валландер впервые за долгое время почувствовал себя выспавшимся. Шел девятый час. В щели между занавесками виднелся клочок синего неба. По-прежнему стояла прекрасная погода. Он еще полежал в постели, прислушиваясь к звукам в квартире. Затем встал, надел чистый халат и заглянул в комнату Линды. Она спала. На мгновение Валландеру показалось, что он перенесся в то время, когда она была еще ребенком. Он улыбнулся этому воспоминанию и пошел на кухню варить кофе. Термометр за окном уже показывал девятнадцать градусов. Когда кофе сварился, он приготовил для Линды поднос с завтраком. Он не забыл, что́ она любит. Яйцо (варить три минуты), поджаренный хлеб, несколько кусочков сыра, очищенный помидор и стакан воды. Он выпил кофе и дождался, пока будет без четверти девять. Тогда он отправился ее будить. Линда очнулась от сна сразу же, как только услышала свое имя. Увидев в его руках поднос, рассмеялась. Он сел в изножье кровати и смотрел, как она ест. Мысль о расследовании промелькнула в голове, когда он только проснулся, и больше не возвращалась. Такое уже случалось с Валландером, например, когда он вел трудное дело об убийстве пожилой крестьянской пары, жившей на уединенной ферме близ Кникарпа. Каждое утро расследование проносилось в его голове, и все детали, все вопросы, на которые они не могли найти ответ, втискивались в несколько коротких мгновений.