– Но если они любят друг друга, – заметила Мария примирительным тоном. Ведь и сама она вышла за такого же чужака из Модены, как эта Роза из Неаполя, и к тому же бывшего циркача.

– Бедный Пациенца, – вздохнула Джузеппина. – Помоги ему бог. Вчера, когда он пришел навестить меня, у него на глазах были слезы. Знаешь, что я сказала ему? Я ему сказала: «Ты уверен, что делаешь разумный шаг? Ты вырос на моих глазах. Ты хороший парень. А какие партии ты мог бы иметь в Милане»! А он: «Увидишь, Джузеппина, она тебе понравится. Она добрая, моя Роза». Потом, когда он ушел, мой брат сказал, что если она по нраву ему, то должна понравиться и нам. Однако я знаю Чезаре – он в этом не уверен.

– А может, они все-таки будут счастливы, – высказала предположение Мария. – Адвокат Миммо Скалья богат, а когда есть деньги, многое устраивается само собой. – Ей самой эта свадьба, которая так заботила Джузеппину, представлялась сказкой о балерине и принце. И, увы, эта сказка была совсем не похожа на ту, героиней которой она стала сама, – сказку о недоучившейся модистке и легкомысленном циркаче.

– Ты, верно, думаешь о муже? – удивила ее своей проницательностью Джузеппина.

– Да, – призналась грустно она.

– Ты вышла замуж за бродягу, и он остался бы бродягой даже с деньгами. Ты все равно была бы несчастлива с ним.

– Теперь, – стряхнув с себя грусть и задумчивость, сказала Мария, – об этом уже бесполезно жалеть. Надо думать о будущем.

– Вот это другой разговор. Послушай, Мария, – доверительно сказала ей Джузеппина, приподнявшись немного на кровати. – После венчания Пациенца с женой поедут в свадебное путешествие в Америку. Он воспользуется медовым месяцем, чтобы выполнить там кое-какие поручения моего брата. Когда они вернутся, меня уже может не быть.

– Ну о чем вы думаете? – возмутилась Мария, говоря это с улыбкой, чтобы ободрить ее и отвлечь от тяжелых мыслей. – Вам в последнее время стало получше.

– Не знаю, не знаю. Но если я все-таки окажусь права и мой брат пригласит молодоженов на обед, посмотри, чтобы все было как следует. Ты должна заменить меня. Ты ведь знаешь теперь все о доме, о наших привычках, о привычках синьора Чезаре. – В первый раз она назвала его так.

– Но вам сейчас гораздо лучше, – продолжала настаивать Мария. – А с наступлением лета дела пойдут на поправку. Вы будете сами принимать гостей. Я же только экономка в доме Больдрани.

– Тебе придется заменить меня, – настаивала больная. – У тебя есть все задатки для этого. Ты хорошей породы.

В ту же ночь Джузеппина умерла. Утром Мария нашла ее с закрытыми глазами, лежащей, опершись на подушки, с таким спокойным выражением лица, словно ото сна она незаметно перешла в вечность. Ее похоронили на кладбище Караваджо в семейной усыпальнице, не уступающей своим великолепием семейной капелле графов Казати.

– И ты собираешься просветить меня? – бросил Чезаре, охлаждая пыл своего собеседника.

– Просто нам есть чему поучиться у них, – сказал Пациенца, который вернулся из Америки ярым энтузиастом менеджмента. Он достал из коробки американскую сигарету с резким ароматом и закурил, с удовольствием затянувшись ею.

– Слишком вонючая, – отозвался Чезаре о ней, берясь за свои любимые «Македонии» с золоченым мундштуком. – Эти сигареты годятся только для самих американцев. Как и разговоры о тонкостях менеджмента. – Он сидел, как всегда, за своим красивым письменным столом в кожаном кресле, но на нем был нарядный синий костюм и, что поразительно, с легкомысленным цветочком в петлице.

– Мы не промышленники в американском, английском или немецком смысле этого слова, – продолжил свою мысль Больдрани. – Мы производители. Кто-то выпускает обувь, кто-то ткани, кто-то пушки, кто-то сыры. Мы производим дома. Покупаем земли, продаем земли. Если я начну сейчас искать лучшие материалы, которых, вполне вероятно, и не найду, если увлекусь прогрессивными технологиями, – я пропал. Если, прежде чем купить землю, я буду ждать анализа моей строительной программы, мне лучше сразу закрывать лавочку. Потому что нет у нас, ни к черту, надежных материалов, потому что по прогрессивным технологиям придется строить себе в убыток.

– Хорошо, – согласился Пациенца, воздев руки вверх, чтобы остановить эту лавину слов. – Хорошо. Я понял.

– Мы живем в государстве, где мошенничать выгоднее, чем работать, – уже спокойнее продолжал Чезаре. – В Италии все основано на посредниках и контролерах, значит, на спекуляции. У нас есть деньги, Пациенца. Наши правители хотят их вытянуть, чтобы продолжать заниматься своей грязной политикой и играть в войну. Мы их даем, но в обмен на определенные льготы.

– На днях я еду в Рим, – сообщил адвокат, возвращаясь к более практическим вопросам.

– Это другой разговор, – оживился Чезаре. – Нам нужно добиться освобождения от налогов участков, предназначенных под сталелитейный завод. Вот на что нам потребуется та «волевая энергия», что проповедует дуче. Наша наука и техника призваны обеспечить страну всем необходимым, а при помощи этой техники должны производить нефть, уголь и сталь. Как бы там ни было, – поблагодарил он его улыбкой, – ты проделал отличную работу в Нью-Йорке. Ты заключил очень нужные сделки. Прежде чем они закроют границы, мы должны отдать необходимые распоряжения нашим агентам в Лондоне, Цюрихе и Париже.

Мужчины поднялись, и Чезаре Больдрани, прощаясь, дружески похлопал его по плечу.

– Когда я должен уехать? – спросил Пациенца.

– Вчера, – ответил Чезаре. – Ты и так уже опоздал. Адвокат давно привык к репликам своего принципала, чья личность и деловые приемы решительно отличались от того, что он видел в Америке. В знак согласия он кивнул головой.

– Как жена? – рассеянно осведомился Чезаре.

– Отлично, – коротко ответил Пациенца. – А что это за цветочек в петлице?

– Какой цветочек? – удивленно спросил Чезаре, трогая рукой отворот пиджака.

– Именно этот, – подсказал Пациенца.

– Ба, откуда я знаю, – смутился тот. – Смотри лучше, отправляйся как можно скорее.

– Естественно, – ответил с ноткой иронии в голосе адвокат.

– Знаешь что, – остановил вдруг его Больдрани, – приходи-ка на днях ко мне на обед. С женой, конечно. – И они пожали друг другу руки.

Когда адвокат ушел, лицо Чезаре омрачилось, потом прояснилось, потом сделалось задумчивым. Остановившись перед застекленным книжным шкафом, он посмотрел на свое отражение с этим цветком в петлице и неожиданно остался доволен собой. Включив стоявший на инкрустированной тумбочке приемник, он услышал сладкую мелодию трио Лескано: песенку о тюльпанах.

– А песенка веселая, – сказала Мария за его спиной.

– С каких это пор ты входишь без стука? – воскликнул он, выключая радио, точно его застали за чем-то предосудительным.