Костик просил написать о моем внутреннем мире. Я растерялась. Разве можно сознаться, что внутри меня присутствуют все, кто только может, и то, о чем думаю вечером, с утра обычно считаю бредом. Я не могу найти свою константу, и вся его математика кажется слишком простой по сравнению с этим.

В то время подошли олимпиады, я снова получила в районе первое место по русскому, но этого было явно недостаточно. Информатика — вот, о чем грезила последние два года, поехать в область по информатике!!! Мне повезло, в нашем районе компьютеры у людей были распространены еще мало, а значит, сильных конкурентов не было, удалось победить.

— И что ты выберешь? — спросила мама, ибо в город я могла ехать только по одному предмету.

— На русском я уже была!

— Но у тебя же мало шансов.

— Зачем мне шансы? Сам факт!!! Саша узнает, что я по информатике, да еще в его городе! Не по какому-то русскому или литературе, которые они с отцом презирают, а по информатике! По его ЛЮБИМОЙ информатике! Как такое можно упустить?

Мама усмехнулась, но согласилась.

— О, весна без конца и без краю, — зачитала я Блока наизусть, которого нам задали по литературе. — Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита![34]

Мама почему-то задумалась, а потом спросила:

— А при чем тут щит? Принимаю тебя, жизнь, и приветствую «звоном щита»? Какая-то перекличка со «Словом о полку Игореве?».

— Правда не понимаешь? — я удивилась.

— Правда! А ты понимаешь?

— Но тут все ясно! Представь! Я приезжаю к Саше, он «встречает меня у порога». Думаешь, прямо такой радостный? Ага! Холодный и зажатый! «…с неразгаданным именем бога на холодных и сжатых губах…» Затем: «Перед этой враждующей встречей» — а к этой встрече надо готовиться, «Никогда я не брошу щита… Никогда не откроешь ты плечи…» Я тоже защиту не снимаю. «Но над нами — хмельная мечта!» Представь дальше, зашла я такая в комнату, стою напротив него:

— Я, — восхитилась мама. — Столько раз читала, сколько преподавала, никогда до ЭТОГО додуматься не могла! А ты на пальцах объяснила!

Мне тоже жутко понравилось, и, воодушевленная своей расшифровкой Блока, я примчалась в комнату, чтобы продлить душевный подъем с помощью музыки и фантазий, полезла за диском «Romantic Collection», но вдруг обратила внимание на обложку, на девушку, нарисованную на ней. Длинные волосы, кольчуга, на плечах доспехи, она одна стоит на поле боя, в руке топор, в другой отрубленная голова. Она стоит опустошенная, в ее глазах ни боли, ни радости. Она всех победила. Она воин.

Она — это я? И пришло в голову, что, может, не просто так меня продолжают терзать воспоминания о лагере. Может, там тоже… неразгаданное «на холодных и сжатых губах?»

Например, сила чувств Геры?

К концу смены он хоть и старался избегать меня, но когда мы мирились, то усаживал меня к себе на колени, словно сдаваясь, одной рукой обхватывал за талию, другой брал ладонь и… замирал. Скрывал лицо за моей спиной, но сам испытывал нечто такое, что, казалось, больше его самого. Мы могли сидеть так целый час, молча и почти не шевелясь, а уровень его чувств не падал. Ему не становилось скучно!

В один из подобных моментов в лагере я решилась и рассмотрела его лицо. Гера тогда задумался и не обратил на меня внимание, и всё оно оказалось покрыто мелкими шрамами, оставшимися от царапин, ссадин или еще от каких-то ранений.

Это ж сколько нужно драться, чтобы заиметь столько царапин? Я решила, что моя характеристика, данная Гере еще в начале смены, что Гера — Воин, верна

— У тебя столько шрамов, — произнесла я задумчиво вслух, а Гера тут же, поморщившись, но молча, пересадил меня на скамейку.

Олимпиада. Снова город, февраль и снова день рождения. Примерно об этом я подумала, когда наша орава высыпалась из вагона. Дашка, Люба, Грин и еще куча ребят из района под руководством моей мамы.

Костик ждал меня на перроне. Подошел, улыбнулся, взял за руку и… не понравился. Вроде в нем всё было то же самое: одежда, лицо, кожа, волосы, но вдруг бросились в глаза большой утиный нос и некрасивая линия рта. Я расстроилась, опустила взгляд, чтобы не подать вида, Дашка с Любой завидовали, меня встречали, но почему-то это уже не радовало.

Общежитие. Костик следовал за мной, мы долго стояли в коридоре, ожидая заселения, молчали, как появился Громов. Я удивилась, здесь не было никого, с кем бы он близко общался. Громов проследовал мимо, подошел к Грину. В лагере я не замечала такой уж сильной между ними дружбы. Какое-то время болтал, потом повернулся и увидел Костика.

— Что ты здесь делаешь? — Громов реально удивился.

Костик вместо ответа изобразил на лице что-то наподобие «отстань», Громов посмотрел на меня и понял, что с Костиком мы вместе. Реакции не последовало.

Странно, ещё несколько дней назад, да и почти каждую ночь в течение месяца, я видела Громова во сне, как он ухаживал, как рьяно искал контакт со мной. Сны были настолько навязчивы! Теперь же видела их полное несоответствие реальности! Громову нет до меня дела! Я поняла, что устала. От запутанности, от навязчивых мыслей, странных видений, какой-то внутренней неразберихи и полной невозможности избавиться от всего этого.

Заселились. Нам с девчонками на троих досталась одна комната. Люба, Дашка тут же забежали, Костик направился за ними, а мама задержала меня в коридоре:

— Ты поедешь сейчас со мной к Саше?

Я подумала.

— Нет.

Даже если бы не было Костика, что мне там делать?

— Ему что-нибудь передать?

Еще раз подумала.

— Ничего.

Мама ушла, девчонки вскоре вышли, мы с Костиком остались наедине.

— Ты меня любишь? — сел он на корточки передо мной и попытался заглянуть в глаза, гладил мои колени.

— Люблю, — ответила и… наврала.

— Я тебя тоже… — Костик сказал это печально, задумался и посмотрел в окно.

Я посмотрела тоже. Фонарь, снег и слегка розовый свет. Стало как-то невыносимо тоскливо.

— Сними шубу? — попросил Костик.

— Зачем? — ответила ему. — Холодно.

Костик молчал.

— Ладно, — сказала. — Расстегну.

Стянула с себя шарф, слегка распахнула шубу, в комнате было холодно, никак не могла нагреться. Костик взял меня за руки и слегка потянул.