Одиннадцать часов

Бетси права. Лучше погибнуть при попытке бегства, чем ждать здесь и позволить им повесить меня.

Мысль, посетившая меня, когда я гулял с полицейским на хвосте, совершенно глупая, сумасшедшая и опасная. Но при ясном свете дня она казалась возможной, поэтому я отправился в магазин и пустил ложный след. Я заставил миссис Дарнтон думать, что я стремлюсь в Рай, но на деле, если рисковать, то лучше отправиться на запад, чтобы после моего исчезновения полиция устремилась бы в неверном направлении.

Не представляю, что должна чувствовать мама. Она пожертвовала своим сыном, к которому должна бы испытывать хотя бы что-нибудь, как бы сильно ни подавляла это чувство. И вот теперь она понимает, что все напрасно. Они с Евфимией останутся без средств, и через несколько месяцев кузина Сибилла выгонит их из дома.

Я дам ей еще один последний шанс.

Четверть двенадцатого

У меня только четыре шиллинга и семь с половиной пенсов. С этим далеко не уйдешь.

Убедившись, что мама и сестра поднялись наверх, я спустился в гостиную и в темноте отыскал корзинку с рукоделием, как обычно лежавшую на диване. В потайном кармашке я нашел несколько соверенов, немного серебряных и медных монет. Я насчитал четырнадцать фунтов, тринадцать шиллингов и десять пенсов одной монетой.

Оставив деньги на месте, я поднялся наверх к маме.

Очень осторожно постучавшись в ее гостиную, я открыл дверь. Пусто. То же самое я сделал с внутренней дверью, и мама позвала войти. Она сидела у туалетного столика, причесывая волосы и, увидев меня, вздрогнула.

Я приложил к губам палец, давая понять, что говорить лучше тихо, чтобы Евфимия не услышала.

Я сказал:

– Завтра меня арестуют, и если ты мне не поможешь, то сама знаешь, что со мной случится.

Она сидела, отвернувшись от меня.

– Меня повесят.

Она медленно повернулась и посмотрела на меня, все еще держа в руке расческу. Тихим голосом она произнесла:

– Ричард, это неправда. До такого не дойдет.

– Конечно, дойдет. Ты всегда умела убедить себя в том, чего тебе хотелось, но теперь так не получится. Герцог не успокоится, пока убийца его племянника не будет казнен. Все улики против меня.

– Они тебе ничего не сделают. У тебя в голове всякие разные мысли. Ты вел себя очень странно. Ты…

– Если хочешь помочь мне, то расскажи полицейскому правду. Не обязательно всю. Евфимии тоже можно помочь. Но ты должна рассказать ему все про Лиддиарда. Злодеяния совершил он, а Евфимия ничего не знала.

Мама не смотрела на меня. Полагаю, она знала, что невозможно обвинить Лиддиарда, не впутывая в дело Евфимию. Он неизбежно потащит ее за собой.

– Завтра мистер Уилсон придет сюда, чтобы арестовать меня.

Никакой реакции.

– Очень хорошо, – сказал я. – В таком случае у меня нет другого выбора, кроме как перейти болото.

– Перейти болото? Ты не можешь этого сделать.

Наконец-то она обратила на меня внимание, и мне было приятно видеть, как сильно она встревожена.

– Ричард, если ты попытаешься, то оно тебя поглотит. Неужели ты забыл историю про сумасшедшую невесту?

– Если оно достаточно замерзло, то выдержит мой вес.

Она покачала головой, но ничего не сказала. Глупая старуха. Она обрекает меня на виселицу, но пытается помешать мне утопиться. Как бы дело ни повернулось сегодня ночью, она обязательно пожалеет о том, что сделала.

– Придется рискнуть и перебраться через болото.

Матушка закрыла лицо руками.

– Не знаю, как так все вышло.

– Если доберусь до суши, у меня будет возможность сбежать от полиции.

Тихим дрожащим голосом она спросила:

– Если сможешь, то куда отправишься?

Я колебался.

– По берегу направлюсь на восток до порта в Рай, а оттуда поездом в Лондон. Мне нужны деньги.

– У меня ничего нет для тебя. Несколько шиллингов. Это все.

– Мне надо хотя бы два или три фунта. У тебя действительно ничего нет?

Она сказала:

– Пойду принесу, что смогу, шиллингов десять, двенадцать. Не больше.

Я несколько раз сглотнул и выдавил:

– Не стоит так беспокоиться, умоляю. Если это все, что ты можешь дать, то говорить больше не о чем. Посмотрим, что будет утром.

Я вышел из комнаты, не сказав больше ни слова и не оглянувшись.

Был так расстроен, что забыл спуститься по черной лестнице и прошел мимо двери Евфимии. Она была открыта, что случалось редко. На подушке увидел темную тень головы сестры. Задержавшись всего на мгновение, я заметил, что глаза Эффи полуоткрыты и блестят. Но не уверен, ибо мгновение было слишком кратким.

Полночь

Дело обстоит именно так, как я ей сказал. У меня нет выбора. Вспомнился рассказ про браконьера, который пожертвовал собственной ногой, когда попал в капкан. У меня подобная ситуация. Человек предпочел невыносимую боль, вероятную смерть или жизнь калеки безвольному ожиданию ареста, осуждения и ссылки. Возможно, я погибну, но даже если так, это лучше, чем смиренно сдаться судьбе и умереть наверняка.

Я выберусь из своих долгов, но теперь отчетливо вижу, что все добродетели чести и благородства являются лишь заблуждениями. Краснею при мысли, как я гордился тем, что являюсь Херриардом, что у меня в роду была маркиза.

Разлука. Преуспею я или нет, но я никогда больше не увижу любимых людей и родные места. Кто любит меня? Кого я люблю? Эдмунда? Но он мертв, и я совсем не хотел такой любви, какую он мог дать. Бетси, верившую, что любит меня, даже надевая мне на шею петлю? Как ни странно, думаю, что она меня любит. Но пусть мне трудно расставаться с ней, именно она первая начала затягивать мне петлю. Она сделала свой выбор. Я тоже могу выбирать.

Они совершили убийство, и теперь я их убью. Я люблю их больше всего в жизни. Вернее было бы сказать – любил. Они убили человека – Евфимия преступным сговором, а мама своим молчанием. И они попытались убить меня. Хочу вырвать их из своего сердца и жизни, и это сродни убийству. Для меня они перестанут существовать.

Один час

Только что на кухне засунул немного хлеба в ранец, который подарила мама всего год тому назад, и вдруг из тени появилась Бетси (горела только одна свечка.)

Увидев, что я делаю, она сказала:

– Собираетесь перейти болото?

Я кивнул:

– Оно теперь замерзло и должно выдержать мой вес.

Лицо ее засветилось, и она спросила:

– Можно мне пойти с вами?

– Совершенно исключено. Слишком опасно.