Но Гитлер даже не рассматривал пути к примирению ни на западе, ни на востоке. Он все еще верил в «волю Провидения», в потусторонние силы, которые рано или поздно приведут его к победе. Конечно, он тоже получал донесения, что подданные начинают роптать, а союзники вообще зашатались. Исправить ситуацию можно было только одним способом – снова наступать. Чтобы было, как раньше: прорывы, котлы, массы пленных. Народ Германии опять почувствует себя непобедимыми «белокурыми бестиями». Ободрятся сателлиты.

Возможно ли это было? Нацистское руководство верило, что возможно. Разве не взламывали советские фронты в 1941, в 1942 г.? Объективные расчеты дополнялись агитационным самоотравлением. Вся машина нацистской пропаганды внушала немцам – они самые смелые, стойкие, умелые. Они способны потрошить и пленять толпы «недочеловеков». А побеждают русские только зимой, им помогает «генерал Мороз». Этот поток самовосхвалений и самооправданий влиял не только на рядовых немцев, но и на авторов. Руководство рейха тоже заражалось уверенностью: летом все должно быть иначе…

Хотя соотношение сил слишком отличалось от прошлых победоносных наступлений. Германским генштабистам уже не приходилось замахиваться на операции по всему фронту или хотя бы на нескольких направлениях. Планы строились еще более узкие, чем прошлым летом. Войска и ресурсы концентрировались на единственном участке. Самым перспективным местом выглядела Курская дуга. В ходе советских ударов и немецких контрударов линия фронта образовала здесь выступ шириной около 200 км и глубиной 150 км. Город Курск в центре был освобожден русскими, на флангах Орел и Белгород остались за немцами. План выглядел очевидным. Прорвать фланги, и в мешок попадут два фронта, Центральный и Воронежский. Снова откроются дороги вглубь России. Хочешь – выходи с юга на Москву, хочешь – поворачивай на юг.

Эту идею начали обсуждать еще в марте, когда схватка Манштейна с русскими резервами захлебнулась в талой весенней грязи. Предлагалось пополнить горючее и боеприпасы, а как только минует распутица, Манштейн возобновит атаки от Белгорода. Группа армий «Центр» поможет ему, ударит навстречу от Орла. Но при более детальных проработках выяснилось – обе группы армий обескровлены. Чтобы ставить перед ними новые серьезные задачи, надо очень значительно пополнить их. Замысел отложили на лето.

Со временем повышалось мастерство не только советских военных, но и стратегической разведки. План операции «Цитадель» лег на рабочий стол Сталина на три дня раньше, чем его утвердил Гитлер [13, 124]. С ним ознакомили военачальников. Командующий Воронежским фронтом Ватутин предложил упредить немцев, ударить первыми. Жуков и Василевский отстаивали другое решение. В полной мере использовать возникшую паузу, изготовиться, измотать врага в жесткой обороне, а уж потом перейти в наступление. Сталин согласился с ними. Впервые за годы войны фронты застыли на одном месте. Обе стороны обменивались поисками разведчиков, окапывались, наращивали минные поля. Миновал апрель, май…

Немцы намечали операцию «Цитадель» на начало июня. Но когда фюрер собрал командующих армиями уточнить планы, большинство из них неожиданно воспротивились. Указывали, что войска еще не оправились от зимних боев. Ссылались на мощную оборону русских. Высчитывали, что требуется еще больше боеприпасов и бронетехники. Модель вообще выступал против наступления. Уговаривал повторить такую же тактику, как на Ржевско-Вяземском выступе. Пускай русские наступают, а немцы будут их перемалывать. Но отсиживаться в обороне гитлеровцам было никак нельзя. Если русским отдать инициативу, то фронт они все равно прорвут – не в одном месте, так в другом. Гитлер и его генералы сошлись на том, чтобы отложить «Цитадель» на начало июля.

Хотя отсрочки оказались для немцев весьма опрометчивыми. Наша страна использовала их гораздо лучше! Как раз в 1943 г. вышли на полную мощность эвакуированные заводы. Завершилось перепрофилирование предприятий, прежде выпускавших мирную продукцию. А в итоге советская промышленность обогнала неприятельскую. Это было невероятно, немыслимо! Это было еще одним настоящим чудом! Голодные бабы, оборванные старики и ребятишки, стоявшие за станками, обогнали всю Европу, вместе взятую, – Германию, Италию, Францию, Бельгию, Голландию, Чехию, Польшу! Благодаря их самоотверженному труду Советский Союз смог выставить для летних сражений 6,4 млн солдат, 99 тыс. орудий и минометов, 2200 катюш, 9,5 тыс. танков и САУ, 8,3 тыс. самолетов. Германия с ее союзниками собрала на Восточном фронте поменьше: 5,3 млн солдат, 54 тыс. орудий и минометов, 5800 танков и штурмовых орудий, 3 тыс. самолетов.

Но распределялись эти силы очень неравномерно. Львиная доля стягивалась к Курской дуге. На ее флангах немцы сосредоточили 17 % пехотных, 30 % моторизованных и 70 % танковых дивизий (900 тыс. человек, 2700 танков, 2 тыс. самолетов). Особые надежды возлагались на новейшие танки «Тигр», «Пантера», самоходные орудия «Фердинанд». Для советских пушек калибра 45 мм лобовая броня «Тигра» была вообще неуязвимой. Трехдюймовые противотанковые орудия и танки Т-34 могли поражать ее только с коротких дистанций, с 200–400 м. Сам же «Тигр» имел возможность расстреливать «тридцатьчетверки» с безопасного для себя расстояния 2 км. Усовершенствовались авиационные средства борьбы с русскими танками. Пикирующие бомбардировщики Ю-87 оборудовались противотанковыми пушками, на базе истребителя ФВ-190 был создан штурмовик.

Выдержать вражеский удар готовилась группировка из Центрального и Воронежского фронтов – 1,3 млн человек, 20 тыс. орудий, 3300 танков и 2650 самолетов. А в ближайших тылах стоял еще мощный резерв, Степной фронт – 580 тыс. человек, 1600 танков, 9 тыс. орудий. Когда неприятель надорвется в атаках, этот свежий кулак предполагалось подключить для наступления. А для того, чтобы немцы надорвались покрепче, наши солдаты потрудились на совесть. На северном фасе дуги было понарыто более 6 тыс. км траншей, на южном фасе 5 тыс. км. Противотанковые пушки больше не раскидывали поодиночке, а группировали в противотанковые опорные пункты – в каждом два десятка орудий, способных вести огонь в разных направлениях. Создавались особые противотанковые истребительные полки, в них отбирали лучших артиллеристов и тренировали в снайперской стрельбе: если невозможно поразить лобовую броню «Тигра» или «Пантеры», то ведь можно попасть по гусеницам, стволу пушки, смотровым щелям.

Время шло, и росло напряжение – почему же немцы не начинают? Может быть, они раскусили русские планы? Перенесли удар в другое место? Ватутин убеждал Сталина, что мы теряем летние месяцы, самые удобные для наступления. Но Жуков, Василевский и командующий Центральным фронтом Рокоссовский настаивали – надо еще выждать. Разведка сообщала, что неприятель вот-вот начнет. Называлась дата 5 июля. Впоследствии открылось, что немцы и в самом деле пронюхали – русские укрепляются, подводят дополнительные силы. Но они восприняли подобную информацию весьма легкомысленно. В прошлых кампаниях первый, самый страшный удар, проламывал любую оборону. Подкрепления русских только увеличивали количество пленных.

В ночь на 5 июля наши разведчики, караулившие на нейтральной полосе, уничтожили группу немецких саперов, разминировавших проходы. Одного взяли в плен, и солдат подтвердил: начнется сегодня в 3 часа утра. Для неприятеля был подготовлен сюрприз, артиллерийская контрподготовка. Намечалось упредить немцев, выпустить четверть боекомплекта снарядов по тем местам, где они будут сосредотачиваться перед атакой. Находившиеся на фронте представители Ставки, Жуков и Василевский, приняли решение – открыть огонь. В 2 часа 20 минут ночь осветилась всполохами залпов и разрывов. Шквал снарядов посыпался на вражеские траншеи, батареи, на прилегающие к передовой балки и овражки. Впрочем, с контрподготовкой несколько поспешили. Начни на полчаса позже, и как раз накрыли бы скопища германской пехоты и техники. А в два часа немецкие командиры только начали будить солдат в блиндажах и землянках, потери оказались незначительными.