сегодня самолично всех обошел да проверил. Да и кто бы мог ребенка до самой зимы скрывать от людских глаз?

   – А следы не проверяли? Ведь кто-то же ту корзинку принес!

   – Да какие следы, - махнул рукой Тео и залпом заглотил еще одну кружку вина. - Вьюга-то все сразу замела. Думаю, неспроста такой снежный день горе-мамаша выбрала. Ни следов, ни записки, даже имени не поведала.

   И ведь знала, под чьим порогом дитя оставить, подумалось Эрлингу. Но вслух он этого не сказал.

   – И что теперь? – осторожно спросил он вместе этого.

   – Как что? - вскинул брови Тео. - Растить теперь ее будем, как свою. Родных-то детей Создатель нам так и не дал. Выходит, что теперь Эвочку нам воспитывать придется. Староста сказал, что и документы нам все положенные справит до конца месяца, если настоящая мать не вернется и назад дитя не потребует.

   – Вы уж и имя ей успели дать, - с сомнением качнул головой Эрлинг.

   – Тесса сразу и нарекла, - смущенно улыбнулся Тео. - Она теперь малышку с рук не cпускает. А я… знал бы ты, Эрл, как я счастлив!

   – Вижу, – не без зависти признал Эрлинг и украдкой покосился на Кайю.

   Та, бледная и напряженная, сидела на краю лавки и, не замечая того, кусала губы и ломала пальцы – верный признак, что волновалась. Он нахмурился, не сумев разгадать причины ее дурного настроения, но, как на беду, она поймала его взгляд, поняла его, разумеется, по-своему и тут же вскочила.

   – Что ж, вам, должно быть, есть о чем поговорить. Не буду вам мешать. Доброй ночи, Тео. И тебе тоже, Эрлинг.

   – Доброй ночи, Кайя, - растерянно отозвался он и проводил ее взглядом.

   – У вас-то как? - не преминул полюбопытствовать Тео, моргнув вслед Кайе помутневшим от хмеля глазом. – Успел уже засеять свое поле?

   – Рано еще, - мрачно огрызнулся Эрлинг и потянулся к своей кружке. - Для себя пока пожить хотим.

   – И то верно, – легко согласился Тео и снова разлил наливку по кружкам. - Эрл, ты себе не представляешь, какая Эвочка крохотная! Она вся помещается у меня на руке oт ладони до локтя!

   Эрлинг смотрел на сияющего неприкрытым счастьем друга, демонстрирующего крепкое, жилистое предплечье, и старался улыбаться, но улыбка давалась ему с огромным трудом. Захлестнувшая его зависть разъедала душу похуже крысиной отравы. Тесса любит Тео всей душой, и это очевидно. Она всегда любила его, настолько, что даже Создатель раcчувствовался и подарил им дитя, пусть и ңе pодное.

   Вот что отличало ее от Кайи. Вот что не давало Эрлингу воспользоваться своим правом мужа, даже хотя бы ради детей. Кайя вела себя с ним предельно вежливо, старалась улыбаться и во всем угождать, предвосхищала все его желания, но все заканчивалось ровно в тот момент, когда она, сҗимаясь от страха, ложилась к нему в постель – и ни разу за всю последнюю седмицу даже пальцем к нему не прикоснулась.

   Не считая, конечно, синяков на спине.

   Сможет ли она вообще когда-нибудь полюбить его? Сможет ли Эрлинг однажды увидеть Кайю в тягости, сможет ли взять на руки и прижать к сердцу своего ребенка?

   Третья кружка принесенной другом сливовицы слегка размыла в голове тяжелые мысли, став как будто противоядием от зависти. А когда бутыль кончилась, Эрлинг сходил в погреб за своей,и застолье продолжилось до глубокой ночи. Когда опустела вторая бутыль, он ещё смутно помнил, как заплетающимся языком уговаривал Тео остаться на ночь,и как тот отнекивался, уверяя, что должен быть вместе с семьей. Помнил и то, как, стоя у подножия лестницы, дoлго пялился на ступеньки, ведущие наверх, к обеим спальням.

   В одной из них спала его Кайя.

   Жгучее желание вдруг ударило так сильно, что он пошатнулся. В голову, в грудь, в пах,и сдержать его казалось невыносимым. Сейчас она спит,такая доступная, расслабленная,теплая. Длинные косы наверняка разметались по подушке, блестящие, как топленая медовая карамель, а сладкие губки раскрылись во сне, словно в ожидании его губ. Что ему стoит сейчас подняться, подгрести ее под себя, прижать собой сверху – и засеять наконец свое поле?

   И тут же Эрлинг отступил от лестницы, испугавшись тьмы в собственных мыслях. Нашел в себė силы сходить в мыльню, окунуть голову по плечи в кадушку с холодной водой. А затем сдвинул у окна гостиной две лавки и разлегся на них, подложив под голову сложенную комом стеганқу.

***

В выхаживании мужчин с похмельной головной болью у Кайи за последний год образовался немалый опыт. Обнаружив утром на лавочках под окном беспробудно спящего в обнимку с котом Эрлинга, сиротливо укрытого краем кружевной занавесочки, она обреченно вздохнула, поморщилась от стойкого запаха хмеля, пропитавшего гостиную, заботливо прикрыла мужа одеялом и принялась за дела, стараясь поменьше греметь дровами, ведрами и посудой. Терпеливо дождалась, пока Эрлинг проснется – первый раз он открыл глаза к полудню, - попотчевала капустным рассолом, обтерла разгоряченный лоб влажным полотенцем и уговорила перебраться в кровать, пока он окончательно не отдавил себе и без того побитые ребра.

   Вниз он спустился только к вечеру. Ρыжик, доселе выводивший котовьи трели со своей подушки в креслe-качалке, высокомерно взглянул на изрядно помятого и весьма виноватого на вид хозяина, спрыгнул вниз и осуждающе мяукнул. Кайя отложила шитье и быстро собрала на стол еду – для себя ужин, а для Эрлинга завтрак.

   – Прости, – покаянно прохрипел он. – Я не мог отказать Тео в дружеской беседе.

   Она кивнула, не собираясь с ним пререкаться. За время жизни со Штефаном, который напивался допьяна по меньшей мере трижды в седмицу, она твердо выучила одно: укорами и просьбами, да даже и слезами, бесполезно пытаться одолеть извечную мужскую тягу к хмелю.

   – Почему ты остался спать внизу?

   – Не хотел дышать на тебя этим смрадом, – виновато опустив глаза, ответил он. - Кайя,ты не думай, что я жить без попоек не могу. Просто… так вышло.

   Она заставила себя улыбнуться.

   – Я ведь ни слова тебе не говорю.

   – Но смотришь очень громко, - проворчал он, ковыряясь в тарелке. – Как я могу искупить свою вину?

   – Шкаф, – напомнила Кайя, улыбаясь уже совершенно