— Кто делал прижигание? — спросила Джинни, озабоченно хмурясь при виде раны.

— Я, — ответила Марсали.

— Небось душа в пятки ушла?

— Еще бы.

Джинни с минуту смотрела ей прямо в глаза, потом одобрительно кивнула и принялась выкладывать на стол травы из принесенного Хирамом мешочка.

Марсали, к своей радости, увидела, что знахарка опять прислала именно то, что она, безусловно, выбрала бы сама, и еще две-три травки, о которых она как-то не подумала. Встретиться бы с этой женщиной, поучиться у нее… Быть может, когда их кланы перестанут воевать, она познакомится поближе с соплеменниками Патрика.

Вздохнув, Марсали принялась готовить целебный сбор.

— До сих пор поверить не могу, что ты здесь. Мне кажется, я целую вечность живу тут одна, хотя на самом деле и двух месяцев не прошло.

Джинни аккуратно сложила пустой мешок, улыбнулась.

— Да, в Эберни без тебя стало тише. Признаться честно, я крепко думала, стоит или не стоит мне сюда являться. Но отказаться не могла. Я скучала по тебе. — Тут она усмехнулась:

— И по зверюшкам тоже.

— Они тебе обрадуются, — сказала Марсали, высыпая в сбор последний порошок. — А вот Патрика не любят. Почему, не понимаю.

— Миленькая моя, они просто ревнуют, — вздохнула Джинни. — Чуют, что он для тебя теперь важнее всех. Марсали нахмурилась.

— Я ведь и тебя люблю, но они с тобой-то ладят?

— Потому что я уже была у тебя, когда появились они, — объяснила Джинни. — Им пришлось со мной смириться.

Марсали намочила в миске с водой чистую тряпочку, выжала и высыпала на нее приготовленный порошок. Присев на краешек кровати, осторожно наложила припарку на раненое плечо Патрика. Он вздрогнул всем телом, но не проснулся.

— Сколько у него шрамов, — прошептала Марсали.

— Да, он ведь воин.

— Но он добрый. — И она почувствовала, как сжимается сердце от одного только взгляда на него.

— Ты его любишь, — тихо промолвила Джинни, и, хотя это был не вопрос, Марсали кивнула. — А он любит тебя?

Марсали задумалась. Патрик ни разу не говорил ей заветных слов, но любимой называл, и в душе она верила, что так оно и есть.

— Думаю, любит, — прошептала она в ответ, — но я не уверена, что сам понимает это.

— Мужчины! — приглушенно фыркнула Джинни. — Вечно они последними понимают, что чувствуют. Если будешь ждать, чтобы он тебе сам об этом сказал, помрешь ожидаючи. Только по поступкам и узнаешь, что у него на сердце.

Марсали улыбнулась, снова взглянула на красивое, хоть и покрытое шрамами лицо мужа.

— Тогда, значит, любит, — сказала она. — И думать нечего.

Когда для Патрика было сделано все, что только возможно, Марсали повела Джинни в свою комнату. Ей очень хотелось остаться у постели Патрика, но она боялась потревожить его сон разговорами.

Не успела она открыть дверь, как ласки громко залопотали и завозились у себя в корзине. Марсали поспешила достать и приласкать их; с минуту они потерпели ее нежности, а затем вырвались из рук и помчались к Джинни, от волнения натыкаясь друг на друга.

— Предатели, — проворчала Марсали, невольно любуясь гибкими зверьками. Потом, зная, что этого не избежать, попросила:

— Расскажи мне об отце. Как он там?

— Беспокоится о тебе и твоей сестре, — отвечала Джинни, — но страшно горд Гэвином.

Долго ли осталось ему гордиться, подумала Марсали, если скоро он узнает, что сын все это время обманывал его?

— А с Синклером он говорил?

— Хм-м, — протянула Джинни, подходя к кровати с ласками на руках. — Синклер посылал человека справиться о тебе и Сесили и напомнить отцу, что обещанное надо выполнять.

— Значит, Сесили в безопасности, — прошептала Марсали. Несмотря на уверения Патрика, она все же боялась, что сестру найдут.

— Думаю, своей назойливостью Синклер уже вывел твоего отца из терпения, — продолжала Джинни. — О помолвке он больше не заговаривает, зато послал в парламент и самому королю прошение, чтобы тебя вернули в родительский дом, а Сазерлендов объявили вне закона.

Марсали взяла на руки Тристана, погрузила пальцы в густой мягкий мех.

— Он совсем один, — говорила Джинни. — И беспокоится о тебе.

Марсали вздохнула:

— Я скучаю по Эберни. И по всем вам. Но здешних слуг и особенно кухарку еще учить и учить. И Элизабет…

— Дочь Сазерленда?

— Да, надо пойти навестить ее. Думаю, отец все еще на нее гневается. — Она взяла Джинни за руки. — Пойдем со мной. Увидишь, она тебе понравится. А потом вместе приготовим бульон Патрику, когда он проснется.

Джинни жалостливо смотрела на нее.

— Девочка моя, уже не чаешь, как вырваться к своему Патрику, что тебе со мной, старухой…

— Никакая ты не старуха, — возразила Марсали, прибавив с усмешкой:

— Хирам, во всяком случае, так не думает.

Джинни, казалось, была польщена.

— Он бравый малый.

— Да-да, — согласилась Марсали. — Верный, милый и…

— Милый?

— …Красивый, — весело продолжала Марсали.

— Ты спятила, ей-богу. Что с тобою сделал молодой Сазерленд?

— Он сделал меня счастливой, — улыбнулась Марсали. — Такой счастливой, что мне и не снилось. И я хочу, чтобы весь свет был счастлив, как я. Особенно те, кого я люблю, — ты, например.

Джинни закатила глаза, но Марсали точно знала, что эти слова пришлись ей по душе.

— Пойду посижу с ним немного.

— Ступай, ступай, — одобрительно закивала Джинни.

— Переночуешь сегодня у меня. А завтра утром я найду тебе отдельную комнатку.

Джинни замялась, и Марсали вопросительно посмотрела на нее.

— Хирам уже поговорил обо мне с какой-то женщиной по имени Колли, — нехотя призналась кормилица. — Она, по-моему, на него глаз положила.

— Колли? — наморщила нос Марсали.

— Ну да, — ревниво пробурчала Джинни. Хирам — сердцеед? Эта мысль так развеселила Марсали, что она едва не прыснула.

— Колли пошла к леди Элизабет, — продолжала кормилица, — и та сказала, что я могу поселиться в соседней с тобой комнате, чтобы ты могла позвать меня, когда захочешь. Так что ты обо мне не тревожься. Я пока тут малость приберусь, потом найду, где у них кухня, и сварю бульон. А ты ступай обратно к своему мужу, тебе там место.

Марсали не стала мешкать, вскочила с кровати, наспех обняла Джинни и вприпрыжку побежала к лестнице.

Ей хотелось быть рядом с Патриком, когда он проснется, хотя она и старалась убедить себя, что спешит вовсе не из беспокойства за его жизнь. Все будет хорошо. Ведь Хирам сказал, что у него, как у кошки, девять жизней… И все же Марсали очень хотелось лишний раз удостовериться, что последняя из них не подходит к концу.