они не любили оставлять ее дома одну. И вот как-то раз в день Гая Фокса мисс Мадж узнала цилиндр своего отца, пляшущий над страшным бледным ликом чучела, которое провезли мимо нее на тележке. Позже днем она прошла к тачке, брошенной в углу пивной. На ней осела фигура с надвинутым на лицо цилиндром. Этой ночью ей снились сны, в которых смешались Панч, Джуди, собачка Тоби[119] и вместе с ними безвольная фигура, устремляющаяся вниз, всё вниз, во мрак. А теперь она сидела с хрустальной чашей аквариума на коленях и вспоминала, как отец любил ее больше всех и как они с Джесси дурачились, и целовались, и ссорились, но Джесси всегда делала все по-своему… И как проходила жизнь, а с ними так, по сути, ничего и не случилось.

Сильверу угрожало скорее чрезмерное внимание, чем пренебрежение. Мисс Мадж проявляла к нему больше заботы, чем того требовали его примитивные нужды; она вечно беспокоилась, что он выглядит голодным или что вода несвежая. Мисс Джессика настаивала на том, чтобы каждый день на два часа зажигать электрический свет над аквариумом, — где-то она вычитала, что рыбы нуждаются в ультрафиолетовых лучах. Мисс Мадж опасалась, что яркий свет вызовет у Сильвера головную боль, и купила синюю лампочку огромной мощности. В душе мисс Мадж не заглохла поэзия; простое созерцание могло доставить ей радость, чего она едва ли не стыдилась (она была из тех немногих женщин, которые могут наблюдать за играющим ребенком, не испытывая желания потискать его). Однажды, вернувшись из церкви с утренней службы, она обнаружила, что цветок дикого ириса в бутылке на подоконнике вылез из своего кокона; не пойди она в тот день в церковь, она могла бы стать свидетелем того, как с тихим щелчком раскрывается темница и нежный желтый цветок выходит на волю (одна лишь мысль об этом заставила ее возненавидеть викария). Она была способна освободить муху, застрявшую в сиропе, и долго-долго наблюдать за ее потугами счистить тонкую пленку, налипшую на крылышки, и смотреть, как одна за другой падают на стол крошечные капельки. И она никогда не уставала следить за четкими биениями Сильверова хвоста и за тем, как сквозь ворсинки на нем просеивается вода.

Сильвер был единственной рыбой в доме, но это служило, пожалуй, единственным и не очень веским доказательством его подлинности. Его пол был приписан ему с самого начала, хотя никто не мог бы в нем поручиться. С тем же успехом он мог оказаться и дамой. А однажды к задней двери их дома пришел маленький мальчик и принес в банке из-под варенья другого гольяна. Он объяснил, что это он в свое время оставил Сильвера у дверей их дома, а теперь принес еще одну рыбу, чтобы составить ему компанию. Эта идея привела обеих мисс Гулливер в чрезвычайное возбуждение, и рыба из банки была мгновенно перемещена в аквариум под острым, заинтересованным взглядом Нельсон. Мисс Джессика милостиво разрешила мальчику зайти на следующий день и посмотреть, как устроились две рыбы. Она даже угостила его печеньем и посмотрела ему вслед…

Вернувшись в гостиную, она застала мисс Мадж и Нельсон в необычайном волнении. Новая рыба плавала по поверхности воды кверху брюхом, а Сильвер безмятежно совершал круги на глубине. Победоносный Сильвер! Он не потерпел соперника в своих владениях. Конечно, обеим мисс Гулливер было жаль несчастного пришельца, но они отдали его Нельсон. И им было очень жаль, когда пришлось сказать мальчику, что новая рыба погибла. Они разрешили ему зайти в гостиную, где он уверенно объявил, что гольян, с торжествующим видом выплывший из водорослей, был именно новый гольян: он знал каждое пятнышко на его теле. Если поверить этому ужасному мальчику, то именно Сильвер был повержен, убит чужаком, брошен Нельсон для игры и, наконец, съеден ею. Но убедить в этом обеих мисс Гулливер было невозможно, они так же знали каждое пятнышко на теле своего гольяна. Мисс Мадж знала даже его особые повадки и по изменению ритма, в котором двигались его плавники, могла угадать, когда он утомлен или не в духе. И все же с этого времени Сильвер был окружен загадочным нимбом неопределенности. Был он или не был настоящим Сильвером? Обе мисс Гулливер решительно отмели все сомнения, но в глубине души ни одна из них не была уверена вполне.

С Сильвером в жизнь обеих мисс Гулливер вошли новые хлопоты; теперь каждая из них жила в постоянном страхе, что другая оставит открытой дверь в гостиную. И даже когда одна из них была в комнате, даже когда они были там обе, приходилось все время быть настороже, опасаясь, как бы Нельсон не прыгнула на подоконник. Однажды они подоспели в последний момент и еле успели вытащить из воды ужасную, согнутую крючком лапу; да и одно лишь присутствие на подоконнике Нельсон, дремлющей, подогнув под себя лапы, заставляло Сильвера лихорадочно метаться по дну аквариума.

Каждое утро обе мисс Гулливер отправлялись на торговую улочку, параллельную Джослин Террас, за покупками для своих питомцев. Пройти туда они могли и по Бэдд-стрит, и по Люпен-стрит, и по Кэйтлин-плейс, ибо их дом находился в середине Джослин Террас. Мисс Джесси была согласна идти по любой улице, лишь бы это была не та улица, которую выбрала ее сестра. Если мисс Мадж делала движение в сторону Бэдд-стрит, мисс Джесси решительно направлялась к Люпен-стрит. При малейшем намеке на то, что мисс Мадж собирается остановиться у светофора, мисс Джессика следовала к другому переходу, и мисс Мадж тащилась за ней, переживая свое поражение. Проведя однажды месяц в больнице, мисс Мадж подумала было, что теперь мисс Джесси предоставит ей, как больной, какие-нибудь привилегии. Но нет, мисс Джессика, как и прежде, выждала момент, когда ее сестра уже готова была повернуть на Кейтлин-плейс, а сама прошествовала по Люпен-стрит, уверенная, что та следует за ней. «Ну и пусть ее!» — сказала про себя мисс Мадж и упрямо потащилась по Кейтлин-плейс. С этого дня они ходили в магазины по разным улицам, и теперь возникла новая забота: надо было предугадать чужой выбор, чтобы собственный не выглядел как уступка. Обычно они, не улыбнувшись друг другу, встречались у лавки мясника или у магазина, где продавали корма для животных. Но иногда они останавливались посреди пути, пораженные одновременно одной и той же страшной мыслью, что могли забыть закрыть дверь в гостиной. Они могли бы легко избавиться от этих мук, если бы одна из них оставалась дома или