Валетта

Город Валетта, или как обыкновенно называют его Мальта, имеет отличный вид от всех, какие видел я доселе. В нем нет улиц, кроме только одной с площадью находящейся на хребте горы, прочие суть лестницы, по крутому скату высеченные из камня. Дома высоки, без крыш и вообще старой итальянской архитектуры; окна все с балконами и деревянными решетками, выкрашенными красной краской. Стены кладутся здесь очень толсто; ибо камень так мягок, что его топорами вырубают из горы и оный уже после на воздухе твердеет. Лавки наполнены колониальными товарами и город так чист, что легко догадаться можно, что тут владычествуют англичане.

Лишь положили мы якорь, капитан над портом с адъютантом генерала Балла поздравили нас с прибытием, последний от имени своего генерала и коменданта Мальты пригласил капитана с офицерами к обеду. Хотя мне и очень не хотелось, однако ж должен был пудриться, надевать башмаки и ехать терпеть скучную принужденность. Сверх чаяния недолго сидели мы за столом, но это было только для того, чтоб вывесть дам в другую залу, кавалеры возвратились, слуги вышли и начали пить. Если англичане исключают из общества своего дам, когда не желают быть трезвыми, то, конечно, избавляют они их самого неприятного препровождения времени. Ставши из-за стола, дамы занимали особые комнаты, куда кавалеры входили только по позыву. Меня ввели туда, представили миледи Элиот, которая хотела, чтоб я с дочерью ее поговорил по-русски. Я обратился к ней, взглянул, смешался и позабыл по-русски. Мисс Элиот покраснела и, подумая и опуская глаза, кажется, хотела сказать: «Пожалуйста, начинайте говорить». Наконец несколько слов, довольно хорошо произнесенных ею, удовлетворили мать и прочих. Разговор прервался приглашением в театр. Дамы встали, оставили рукоделия, которыми они занимались, и отправились в театр, который мал для здешней публики, но очень чист для Италии, музыка превосходна, балет прекрасный. Буф, настоящий шут, актрисы и танцовщицы, не искусством, а красотой заставляли рукоплескать партер.

Первое, что мы пошли на другой день осматривать, была церковь Святого Иоанна Иерусалимского. Наружность ее готическая и ничего не имеет привлекательного, внутренность же оной такова, что нельзя не отдать справедливости искусству зодчего и вкусу богатых украшений. Мозаический пол достоин особливого внимания и почитается богатейшим на свете. Оный представляет надгробные камни с надписями и изображениями подвигов кавалеров, умерших в Мальте. Драгоценный порфир, мрамор, лапис-лазури, агат, яшма и другие, немалой цены каменья входят в состав мозаики, которой работа, конечно, стоила великих сумм. На одном представлено морское сражение, на другом переломленная пирамида, на иных гербы и трофеи, словом, всю различность мозаиков, коих число простирается до двух тысяч, трудно выразить. По сторонам церкви восемь алтарей украшены памятникам гроссмейстеров, наиболее оказавших услуг ордену. Заметим лучшие из них: в пределе Св. Георгия два арапа поддерживают белого мрамора гробницу, на которой поставлен бюст, не помню какого магистра; чистота мрамора, форма сего монумента и работа во всех отношениях превосходны. В приделе Св. Екатерины мозаический портрет другого гроссмейстера никак нельзя отличить от живописного, цветы камней и тени подобраны весьма искусно. Из церкви спустились мы в подземелье, где покоятся кости гроссмейстеров, отличившихся мирными подвигами. Небольшая зала получает свет то сверху, по обе стороны оной стоят гробницы. На крыше высечена из того же куска мрамора статуя в монашеской одежде. Оный памятник поставлен Филиппу Лислей Адаму (Philip Lislei Adam), основателю братства кавалеров Иоанна Иерусалимского. Гробница Жана де Валетта вылита из меди. Он представлен в рыцарской одежды со сложенными накрест руками, которые трясутся, если к оным коснешься. Жан де Кагьера (Juan de Cachiera) в кардинальской одежде сделан из глины и также на крышке гроба. Первый, как известно, основал город, а последний построил сию церковь; другим гроссмейстерам поставлены бюсты с надписями. Из подземелья привели нас в настоящую церковь Иоанна Иерусалимского. Оная состоит из зала с окнами вверху. Большие картины, представляющие отличные деяния кавалеров, украшают стены оной; лучший из образов мне показался усекновение главы Иоанна Предтечи. Зверство Иезавели и ужас служанки, держащей блюдо с отсеченной главой, изображены с отменным искусством. Богатейший из всех придел Магдалины украшен серебряной литой решеткой выше человеческого роста и огромным паникадилом; другие же три золотые и все утвари из сего металла и серебра набожными французами отправлены во Францию. Сей великий народ повсюду оставляет по себе подобную память. В сем же приделе показывают образа греческой живописи весьма плохой работы, все их достоинство в том, что они рисованы тому 300 или 500 лет.

К вечеру пошли мы за город, в сад, вновь разводимый; он невелик, состоит из двух аллей, трех беседок и кажется назначен только для цветов. Сильный ветер и тучи понудили нас поспешить возвращением. Едва вошли в улицу, пошел проливной дождь, вода стремилась вниз с чрезвычайным шумом и несла опрокинутые на рынке скамейки, лотки, зелень и плоды. Мы вошли в английский трактир, развели в камине огонь, спросили кофе и трубки и смеялись приключению товарища, на скользком тротуаре споткнувшегося и упавшего в воду. Отворяются двери и с таким же смехом входят несколько английских морских офицеров. У одностихийных знакомство делается в одну минуту. Мы предложили им обсушиться, подали чай, разговор начался, подали пунш и оный не прерывался. Ветер шумел, дождь бил в окна и мы, положив провести время вместе, не без спора согласились издержки заплатить каждому за себя. Одни пошли в театр, другие остались приготовить хороший ужин. Театр кончился, трактир наполнился посетителями, товарищи наши собрались, и мы пошли в залу, где особенно для нас накрыт был стол, и к удивлению нашли его занятым. Театральный царь в короне и мантии, Диана с нимфами громко повелевали слуге подавать кушанье. Хозяин вошел и объявил им, что стол не для них, актеры встали, извиняясь, нам вздумалось пригласить их. Ловкость и изученные выражения актеров скоро умели оживить разговор. Скромность актрис скоро обратилась в непринужденную веселость. Раздалась музыка, чем содержатель театра желал заплатить учтивость за учтивство и сделать нам приятную нечаянность. После ужина актеры с своей стороны предложили услуги. Танцовщицы, легкие, как зефир, стройные как грации, танцевали тарантеллу, эспаньолу и другие национальные пляски. Певцы пели несколько лучших арий. Между тем стаканы звенели, вино лилось, и многие, повеся голову, рассуждали сами с собой; наконец тем, у коих голова была не так тяжела, захотелось отдохнуть. Ту т начался спор: кому какую занять комнату, бросили жеребий и не были довольны. Предоставили хозяину назначить каждому спальню, и на это не согласились. И так, кто мог идти, занял лучшую. Мне досталась прекрасная, пол парке, одеяло атласное, зеркало над постелью, и бедный амур, безжалостно прибитый к потолку, держал, надувши щеки, шелковый занавес. Я бросился в постель; но сон уже прошел, и встал, не уснув и часу.

Читта-Веккиа

По приглашению нашего консула Каркаса, отобедав у него на даче, поехали в Читта-Веккию, отстоящую от Мальты в 15 верстах. Мы не ехали, а катились по прекрасной, высеченной в камне дороге, стенки огораживают ее с обеих сторон. По положению острова, от средины к берегу покатого, стенки сии, возвышаясь одна за другой, представляют Мальту с моря кучей белых камней. В самом деле почва состоит из меловатого камня, во многих местах покрытого землей не толще двух вершков. Трудолюбие 100 000 жителей, население по пространству чрезмерное, землю, по-видимому, осужденную на вечное бесплодие, обратило в сады. Обрабатываемые земли требуют необыкновенных трудов. Камень сначала разбивают на мелкие куски, потом толкут и мешают с землей, для деревьев высекают ямы. Мальтийский камень имеет в себе такую влажность, что, несмотря на большие жары, все растения прозябают лучше, нежели в Сицилии. Для обрабатывания хлопчатой бумаги, растущей здесь в изобилии, заведены фабрики. Кроме апельсинов[68], предпочитаемых португальским, другие плоды, особенно дыни, на земле, привозимой из Сицилии, растут самые вкусные. Жители Мальты большую часть съестных припасов получают из Сицилии. Проехав несколько загородных домов, построенных в английском вкусе, которые тем более нравятся, что здесь их мало, мы увидели Читта-Веккию, стоящую на горе не высокой, но крутой. Город обнесен стеной, уже совсем запущенной, на воротах показывали нам арабскую надпись, в городе же в одном доме, называемом Palazzo de Giurati, сохранилась надпись пунического языка; но ни ту, ни другую никто истолковать мне не мог. При владычестве арабов он назывался Медина, а когда принадлежал кавалерам и был столицей острова, Читта-Нотабиле. В городе было тихо, улицы заросли травой, не встречая ни одного по ним идущего человека, дома казались пустыми. Нас привезли к соборной церкви Св. Павла, при которой хранятся древние сосуды и одежды. К сожалению, смотрителя не было дома, и мы должны были удовлетворить любопытство одной церковью. Врата оной отлиты из меди, дурные изображения из истории Священного писания показывают, что оные сделаны в средних веках, при упадке наук и художеств. Церковь огромна, в два яруса, стены обиты парчой уже очень ветхой. Алтари украшены кривыми колоннами, два образа древней греческой работы обращают на себя внимание. Настоятель монастыря вызвался показать нам пещеру апостола Павла. В версте от города посреди кладбища стоит часовня, закрывающая вход в нее. Сошед несколько ступеней вниз, мы вошли в святое жилище. Оно состоит из трех комнат, в одной высечено на стене распятие, в другой видно подобие одра, третья не докончена и, кажется, служила кухней; ибо одна стена черна от дыма. Апостол Павел, претерпев кораблекрушения у остр. Мальты, вышел в пристани Деталасус и, копая сию пещеру, был уязвлен змеей, которую, сотрясши с руки в огонь, благословил землю, покрыл ею рану, и с тех пор, как вверял нас монах, нет на острове змей, а земля имеет силу излечать от ядовитых угрызений. То и другое справедливо, ибо в самом деле в Мальте нет никаких пресмыкающихся, а мальтийская земли, мягкая, желтая, подобная мелу, на пальцах липнущая, производит пот и укрепляет желудок. Грот, который называют Калипсиным, находящийся на восточной стороне острова, мы не успели осмотреть. Итак, пещера апостола Павла и грот Калипсин, по мнению ученых, вероятно, сличавших положение мест с описаниями древних, находятся на острове Мальте, а не на островах Меледо и Фано, как другие думают.