Наконец 26 ноября, пред восхождением солнца, при том же северо-западном ветре, все тучи, омрачавшие столько дней небо, обратились назад, и мы быстро мчались навстречу солнцу, которое, проникая их своими лучами, мало-помалу показывалось яснее, облака скрывались за горизонт, мрак исчез, небо прочистилось, и солнце в полном великолепии осветило вдали на правой руке берега Сицилии. Высокие горы казались небольшими синими холмами, колеблемые волны то скрывали, то открывали их. Ветер начал упадать и скоро заменился тихим и попутным от востока. Море успокоилось, чрез час все приняло веселый вид, день сделался прекрасный, к вечеру открылась Сардиния, и 27 ноября прибыли мы в Калиари.

Приключение пленного русского офицера

Лишь только положили якорь у стен Калиари, как некто бедно одетый, истомленный приехал с берегу и, взошед на шканцы, с радостным взором перекрестился и дурным русским выговором сказал: «Слава Богу! Кончились наконец мои несчастья». После сего он спросил он о капитане и подал ему бумагу. Министр наш предлагал оного явившегося из плена Санкт-Петербургского драгунского полку поручика Степана Яшимова принять на фрегат для доставления его к адмиралу. Я ввел его в кают-компанию и представил бывшим там офицерам. Будучи родом из Кизляра, он почти забыл и с большой трудностью объяснялся по-русски, мешая слова турецкие, французские и итальянские. Мы старались его обласкать и в первый же день общими силами снабдили его всем нужным. Яшимов скоро ознакомился с нами и с новым родом своей жизни; в короткое время отличной остротой ума и веселым расположением духа заслужил он от всех любовь и почтение. Служа при главной квартире князя Репнина, Потемкина и быв покровительствуем гр. Орловым, он хотя и не имел порядочного воспитания, но особенный навык в обхождении делал его весьма приятным в беседах. Продолжительное несчастье не омрачило его любезности, и опыт 50-летнего старика привлекал к нему общее уважение. Приключения его в течение семи лет, которые рассказывал он нам со всей откровенностью, хотя имеют нечто в своем роде необыкновенное, но, судя по характеру его, оные, конечно, не выдуманы им, и потому я предлагаю их в том виде, как слышал от него.

Яшимов служил в первую Конфедерацкую войну, в обе Турецкие и последнюю Польскую, наконец 10 сентября 1799 года по Цюрихом, получа две раны, взят был в плен и отведен в Марсель. Не стану повторять того, что он претерпел на дороге; кто по несчастью был в руках французов, тот знает, как они обращаются с пленными. Генерал Д. прибыл в Марсель для пополнения своего Польского легиона русскими солдатами. Для сего не давали им положенной порции хлеба, из казарм, или лучше сказать, из тюрьмы никуда не выпускали. Убеждая, угрожая, обещая и благовидным способом муча и томя голодом, принуждали, как благодеяние, принимать службу. Непокорных же продавали как невольников в Испанию. Не щадили даже и офицеров; Яшимову также предложено было вступить в Польский легион. Он нашел случай видеть генерала Д., жаловался на дурные поступки, смело сказал ему правду и, будучи огорчен ответами генерала, назвал его изменником отечества, был брошен в тюрьму и отдан под военный суд. Не ожидая следствий своего неблагоразумия и неуместной горячности, Яшимов решился бежать. Предлагает бывшим в одной с ним тюрьме 30 австрийским солдатам, в том числе был один русский, и все с радостью соглашаются. Яшимов успел убедить тюремного стража, который из единого сострадания не только дал им способ к побегу, но в пристани приготовил им лодку, и несчастные в полночь, при проливном дожде на рыбачьей лодке, сами не зная куда, пускаются в море. Боясь погони, усердно гребли во всю ночь; поутру, когда рассвело, Марсель чуть уже была видна. Тут начали думать, как и куда править. Не имея никакого понятия о мореходстве, не зная даже географического положения земель, окружающих Францию, долго спорили они, куда держать; наконец отдавшись на волю и благоразумие Яшимова, положили идти по той черте, которая наиболее удаляла их от Франции. Неведение некоторых простиралось до того, что они, видя небо, касающееся моря, говорили: конечно, тут уже край света. В управлении лодкой они находили многие затруднения, однако ж, подобно Робинзону Крузо и наши плаватели научились, как поворачивать рулем и держать парус полный ветра. Впрочем, не видя вокруг себя никаких предметов, они не могли знать, в какую сторону ветер переменялся, и потому правили всегда по оному. К счастью их, в Средиземном море ветры летом постоянно дуют от севера и всегда почти тихие. В один день ветер несколько усилился, лодку начало качать, неопытные плаватели убрали парус, стали грести; но весла выбивало из рук и лодка колебалась еще более, так что краями стало черпать воду. Яшимов, не более прочих сведущий, но более смелый, несмотря на противоречие, поднял парус, лодка полетела и качка уменьшилась. Единообразный вид неба и воды, неизвестность, ненадежность на самих себя, мало-помалу и самых бодрых привело в уныние. На четвертые сутки не стало воды и кончился запас хлеба, который добрый тюремщик не забыл положить для них в лодку. В сем положении вдали показывается нечто белое; смотрят, узнают на всех парусах плывущий корабль, произносят радостный крик, принимаются за весла, усиливаются догнать корабль, кричат все вдруг и изо всей силы, машут шляпами и платками; но все напрасно; с корабля не видят их, оный проходит мимо, удаляется и скрывается за горизонт. Все хотят идти за кораблем; один Яшимов думает, что благоразумнее держать по прежней черте, спорят; не могут согласиться, Яшимов убеждает, грозит, наконец сам подымает парус, и лодка плывет по прежнему пути. Голод, жажда и истощение сил привело всех в отчаяние; один Яшимов, сохранив присутствие духа, ободряет прочих и бессменно управляет лодкой. По отплытии из Марселя в седьмые сутки, к неизъяснимой всех радости показался берег и Бог невидимой рукой привел несведущих плавателей в пристань спасения. Им представился большой город, высокая крепость, на стенах коей развевал кровавый флаг с изображением руки, вооруженной мечом. Утомленные плаватели выходят на пристань, хотят облобызать землю; но им предстоят брадатые люди в длинных платьях и чалмах. Где мы? спрашивают они друг друга: в Африке, в Алжире! отвечает Яшимов, и все от страха цепенеют и потупляют взоры. Их оступает толпа вооруженного народа, любопытствуют, откуда они приехали, и как Яшимов, будучи родом из кизлярских татар, знал несколько по-турецки, то он и отвечал за других. Варварийцы, которых нам описывают столь черными красками, услыша, что несчастные пришлецы трое суток не пили и не ели, одни вынимают деньги, другие подают хлеб и плоды; даже спорят, кому скольких пригласить в свой дом. Страх, что попали к разбойникам, скоро миновался; всякий нашел гостеприимство в доме, куда был приведен.

На третьи сутки Яшимов представлен был янычар-аге, а после и самому дею. Боясь сказаться русским, назвал он себя татарином и вследствие сей лжи принужден был вступить в гвардию дея янычаром, скоро потом сделан был чаушем и начальником небольшой крепости, в недальнем расстоянии от Алжира лежащей. Подчиненные его, имея свою шебеку, взяли христианскую бригантину, принадлежавшую далматским славянам. Яшимов, услышав понятный для него язык, обрадовался и, притворившись их не понимающим, тотчас решился освободить их и себя. На бригантине, стоявшей близ берега, был только один часовой. Русский солдат, разделявший несчастья Яшимова от самого плена, уговаривается с шкипером и людьми, и ночью, когда сам стоял на страже, не быв замечен никем, выводит их из тюрьмы и перевозит на бригантину, часовой был схвачен и связанный спрятан в трюм. Когда бригантина была под парусами, в крепости делается тревога, и как ветер был тих, алжирцы на двух лодках догоняют и хотят взять ее абордажем. Яшимов ободряет славят, рубится впереди всех, теснит нападающих и прогоняет их с судна. Алжирцы удаляются. Солдат, товарищ его и друг, был в сем случае убит, сам он получил легкую рану. Славяне, увидев несколько лодок, отваливших от берега, робеют, не слушают Яшимова и, поспешно севши на баркас, оставляют его бригантине одного; к счастью, оставался еще маленький ялик; Яшимов бросается в него, отваливает, распускает парус и, вышед из залива, держит близ берега. Турки, задержав бригантину, не рассудили гнаться за бежавшими. На другой день, когда ветер сделался Яшимову противный, он пристал в одном пустом месте и, дождавшись вечера, оставя ялик, пошел искать селения. Оное было недалеко от берега, он вошел в первый дом, выдумал причину своей раны и был принят с состраданием. Наведавшись, далеко ли Тунис и где к нему дорога, он купил тут лошадь и рано поутру пустился в путь. На четвертые сутки, не быв никем обеспокоен, благополучно достигнул тунисских границ.