— Тяжело. Не молодой уже. Кости болят. И вообще…

— Ничего, трудно на ученье, легко в бою. Особенно в таком, какой предстоит нам.

«Нам», — отметил про себя полковник. «Нам» — это лучше, чем «тебе». Но все равно плохо.

Ну ничего, физическая подготовка лишней не будет. В любом случае. Физическая форма, она как оружие, которое можно повернуть в любую сторону. Хоть в ту, хоть в другую.

И… раз.

И… два.

И… три.

И…

Уф! Тяжело. Очень тяжело. До черноты в глазах. До боли в сердце. Молодой отмахал бы все эти упражнения не заметив. А теперь…

Спарринг. Самое гадкое. Потому что один или даже два здоровых молодых лба не выше капитанов в звании молотят не очень молодого, уже слегка с замедленной реакцией полковника-пенсионера.

— Работаем полный контакт!

Удар!

Увернуться. Уйти.

Опять увернуться. Попытаться провести встречный боковой. Удар!

Мимо.

И тут же навстречу — удар, удар, удар!..

Отойти, чтобы прийти в себя. Отдохнуть хоть пару секунд.

Нет, не дает противник. Нагоняет, достает, молотит длинными, как ножки циркуля, ногами. Выбрасывает вперед чугунно-тяжелые перчатки. Жмет в угол.

Удар!

Удар!

Удар!!

Черные круги перед глазами, быстро приближающийся к глазам пол. Удар лицом о пол.

И тут же, сквозь засунутую в уши вату, глухой, ведущий отсчет голос: раз… два… три…

Надо встать. Надо попробовать встать… Собрать в кулак волю и встать!

Пять… шесть…

Надо! Надо найти силы…

Семь… восемь…

Нокаут! Чистый проигрыш.

Холодные брызги на лицо и грудь. Холод, нагоняемый вращающимся полотенцем. Голос спарринг-партнера, обращенный к кому-то за канатами ринга.

— Крепкий старичок! Девять минут держался! Три раза меня достал. А по виду не скажешь. По виду — развалина.

Кто развалина?

Ах, он развалина? Ну да, конечно. Не юноша.

Открыл глаза.

— Вы в порядке?

— В полном!

— Будем продолжать?

— Обязательно! Через три минуты. Только умоюсь схожу.

— Ты смотри, другой бы на его месте — в кусты… — услышал полковник обрывок разговора, вернувшись.

— Ну что, работаем?

— Как скажете.

— Тогда — работаем. Полный контакт работаем.

— Полный? Вы же только что…

— Полный!

Удар!

Удар!

Черная, застилающая глаза пелена. Нокдаун!

И зачем ему это надо? Зачем пытаться отыграть очки у тех, у кого отыграть их невозможно? Кто моложе и сильнее его.

— Раз… два… Можно продолжать…

— Нет. Все. На сегодня, ребята, все. И так чуть не убили.

— Но вы же сами говорили, полный контакт… В душе, стоя под сильной струёй холодной воды, полковник приходил в себя. Через полчаса его ждал тир…

— Что это у вас? — удивленно спросил инструктор по стрелковой подготовке. Потому что утром «этого» не было.

— Где?

— Вот здесь. Под правым глазом.

— Ах это? Это память о спарринге.

— Понятно. Вы готовы?

— Готов.

— Тогда прошу!

Протянул винтовку. Раскрыл свежую пачку патронов.

— Сегодня мишени будут нестандартные, — предупредил инструктор.

— А какие?

— Вон, взгляните.

Полковник повернулся к мишеням. Действительно, нестандартные. Вместо мишеней на стене были закреплены какие-то картинки.

Полковник поднял винтовку и взглянул в приблизивший дальнюю стену тира к самым глазам оптический прицел.

— Ах, даже так!..

Мишени заменили цветными фотографиями. С качественно исполненными портретами людей. С очень знакомыми портретами.

— Ну Федоров! Что удумал!

С фотопортретов на полковника смотрели хорошо известные ему лица. Так или иначе причастные к истории с военным аэродромом Валуево. Заместитель главы администрации. Командир в/ч. Один из видных городских криминальных авторитетов, извечно противостоявший покойному Боровицкому…

А этот-то при чем?

— Приготовиться!

Полковник взял винтовку, привычно вогнал в нее обойму, плотно прижал к плечу приклад, прикоснулся указательным пальцем к прохладному металлу спускового крючка, устремил взгляд в прицел. Увидел в круге окуляра довольное, улыбающееся лицо зама главы.

Подумал: воспитывает его Федоров. Вырабатывает привычку стрелять в живые мишени. Как какого-нибудь сопливого допризывника, который ни разу в своей жизни чужой крови не видел. Которого, заставляя стрелять в фотографии, приучают спокойно нажимать на спуск, видя в прицеле человеческое лицо. Вырабатывают условный рефлекс. Рефлекс убийства.

— Я готов.

Инструктор припал к направленной на мишень подзорной трубе.

— Я тоже.

Полковник подвел паутинный крест прицела к переносью портрета, где шариковой ручкой была написана цифра десять. Девятка!

Выдохнул воздух. Нажал на спусковой крючок. Хлопнул негромкий выстрел. Фотобумага между глаз зама главы лопнула, залохматилась зубчиками.

— Десятка, — объявил инструктор. Полковник перевел винтовку на правый глаз. Выстрел!

— Девятка.

Другой глаз. Близкий. И совершенно не страшный, хотя и похожий на настоящий. Выстрел!

— Еще девятка! Вы сегодня в отличной форме. Полковник нащупал прицелом соседний портрет. Глаз. Снова глаз. Ладно, пусть будет глаз. Выстрел!

— Девятка. Теперь лоб. Выстрел!

— Семерка.

Еще…

Клацнул затвор. Все. Патроны кончились.

— Держи! — подал инструктор снаряженную обойму.

Полковник вогнал ее в винтовку. И снова, ловя в окуляр прицела знакомые ему лица, нажимал на спуск.

— Девятка!

— Еще девятка!

— Десятка!

— Восьмерка.

— Восьмерка…

До полного излохмачивания мишеней. Бывших на самом деле человеческими лицами.

— Десятка!

— Девятка…

В тир тихо вошел генерал Федоров. Несколько минут стоял у входа, наблюдая за стрельбой.