— Хорошо, я поняла. А что Женя хотела выяснить в Сочи?

— Наверное, обратиться в милицию. Не мог же он быть совсем чистым. Кто-то из нас, обманутых женщин, мог оказаться и посмелее. Женя как раз выясняла, насколько серьезные у Германа проблемы с законом. Но вскоре после того как Женя вернулась из Сочи, ее убили.

— Что ж, спасибо.

— Не за что. Я понимаю, что это он мог Женю убить…

— Нет, не он. Уже нашли.

— Да? Как странно. Мне всегда казалось, что этот юноша удивительно жесток. Он словно обращен к миру какой-то не той стороной.

— Обратной, наверное.

— Какой? Впрочем, не важно. Он говорит откровенно циничные вещи и ведет себя так цинично. И, знаете, Черри, в этом что-то есть. Какое-то жуткое обаяние. Я до сих пор не могу его забыть. Вчера мне словно иголку в сердце воткнули. И я сбежала.

— Еще раз спасибо. До свидания.

— Позвоните мне как-нибудь.

Ксения положила трубку. Ничего они не понимают. Сами же напрашивались. Герман никогда никому не навязывался. Валентина, по крайней мере, призналась, что не в обиде. А эта…

Ей было не по себе. Еще одну очень важную вещь она узнала из телефонного разговора: кто-то ночью брал телефонную трубку и молчал в нее. А до этого кто-то лежал на кровати и курил. Интересно, когда арестовали Звягина? Скорее всего, еще вчера днем, потому что ночь он провел в тюрьме.

А ее, Ксению, здесь ждали.

Ах она дуреха! Почему-то вспомнился магазин, мясной прилавок, продавщица, уронившая нож после слишком откровенных и громких слов Германа. Звук падающего ножа. Вот оно. Герман — и этот звук. В памяти Ксении они соединились два раза. Вот оно, значит, как? Но почему?!

Ее стало знобить. «Зачем я сегодня сюда пришла? — думала Ксения. — Надо звонить. Нет, сначала в ванну. Согреюсь, потом позвоню. Только погреюсь. А то зубы стучат. Ни слова не смогу сказать».

Согреться она не могла долго, целых двадцать минут. Лежала в пышной пене и не хотела ни о чем думать. Даже о том, что надо найти в себе силы подойти к телефону и набрать номер. Подойти и набрать.

Ксения долго себя уговаривала. Потом вытерлась, надела халат и вышла из ванной.

В гостиной, в мягком кресле, подбрасывая в руке серебряный брелок в форме теннисной ракетки, сидел Герман.

— Здравствуй, Черри, проходи, не стесняйся.

— Как ты… — Она не договорила. Ну что за глупая привычка?

— Ну-ну, развивай свою мысль.

— Герман, ты…

— Вор, да?

— Ты…

— Убийца, правильно? — Странно, но Ксения его совсем не боялась. Попова боялась, когда думала, что он придет ее убивать, а Германа — нет. Подошла, села в другое кресло: — Я сегодня встретилась с Валентиной. А потом звонила бывшая любовница моего мужа. Моего мертвого мужа. Она тебя узнала.

— Узнала? — удивился он.

— Она отдыхала в Сочи.

— Вспомнил. Та дамочка в машине, которая вчера окатила нас грязью. Как раз тот тип, который я успешно эксплуатировал с тех самых пор, как понял, что для мужчины паршиво иметь зеленые глаза. Богатая сучка, которой до чертиков скучно.

Он высоко подбросил серебряный брелок, точным движением поймал его, потом с размаху швырнул на журнальный столик. Серебряная безделушка звякнула жалобно и отскочила на самый край, царапнув полировку. Герман посмотрел на Ксению:

— Ну? И ты решила меня милиции сдать?

— Но ты же не виноват, что так получилось? С теми женщинами?

— Я вообще не виноват в том, что родился. Думаешь, сейчас буду исповедоваться? Расскажу о своем печальном детстве, о папаше-алкаше и братце-наркомане? Об учительнице английского, которая первой оценила цвет моих глаз? О дополнительных занятиях после уроков, о том, что моя первая любовь начиналась не с вздохов на скамейке, а с того, чего другие долго добиваются, а поэтому и ценят? Нет, Черри, я не сентиментален. Не буду перед тобой сопли распускать. Не было этого никогда и сейчас не будет.

— Бедненький.

— Что-о?!

— Почему же ты уехал из родного города?

— Я не уехал. Я сбежал. А начал с того, что прекрасно устроился. Сначала работал спасателем на пляже, присматривался к женщинам. Особенно к тем, которые не были осторожны настолько, чтобы приезжать на юг без золотых вещей. Таскали на себе все эти колечки, серьги, браслеты. Сначала я просто просил подарить на память какую-нибудь вещицу. В знак того, что любовь была настоящей, и через год новая встреча неизбежна. Дарили. Но потом я понял их психологию: все эти дамы отрывались на отдыхе на полную катушку после своей домашней тюрьмы. Их браки были клеткой, откуда мужья отпускали своих благоверных на пару недель, рассчитывая на молчание и терпение в течение всего следующего года. И я понял, что могу брать и больше. Причем без всяких просьб и объяснений. Но все рано или поздно заканчивается. Одна дамочка решила меня наказать и обратилась в милицию. Должно было состояться опознание.

— И что? — спросила Ксения.

— А ничего. Как видишь, я здесь, свободен, весел, а главное, с тобой. Ты рада?

— Я так понимаю, Герман, что теперь моя очередь?

— Куда? На тот свет? Не спеши.

— Почему же ты не с меня начал?

— Я начал, Черри. Но получилось глупо.

— Женя узнала, да? Про твои подвиги?

— Мне ничего об этом не известно. Она просто сказала, что из квартиры пропали некоторые драгоценности и попросила меня убраться вслед за ними. Очень логично. Я решил выяснить, в чем дело, и наследующий день пошел на стадион. Я крутился возле раздевалки и вдруг узнал того парня.

— Звягина?

— Да. Мне повезло, что я его узнал.

— Повезло. Я же не такой дурак, как все ее предыдущие «шурики». Ха-ха! Это надо же было придумать! Я почуял его сразу и сразу же понял, что он псих. Подумал было, что Звягин хочет меня убить. Но потом понял, что совершенно ему не интересен. И он прав: после меня были бы другие. Умный мужик. Сразу сообразил, что есть зло, и решил срубить его под корень. Бац — и в дамках. Отсидит свое и успокоится. А здорово он ее, а? Сначала я просто обрадовался, что одной проблемой стало меньше. Хвала психам за то, что они есть! Но потом всплыло это завещание. Это ж такие деньги, Черри! Сомнительная бумажка, которая после смерти синьоры Ламанчини стала вдруг весьма ценной. А до того дама могла и возникнуть. Я хотел было с ней сблизиться, но сама помнишь, какая это оказалась железобетонная особа. Похоже, она не любила зеленых глаз. Вообще никаких. Но тут я вспомнил, что есть еще один псих — Женькин двоюродный братец. Помнишь, я тебе говорил, что она была однажды со мной откровенна? Похвасталась романом с собственным же родственничком. Мол, как низко я пала! Странная вещь: имея такую кучу комплексов она придумывала себе разного рода грехи. От скуки, думаю. Ведь она в сущности была скучнейшим порядочнейшим человеком, не способным ни на какую страсть, и всю жизнь доказывала окружающим свою распущенность. Из-за матери, как я полагаю. Назло. Упивалась собственными придуманными пороками. Ей нужно было выйти замуж за этого Звягина и успокоиться. А она решила, что интереснее закрутить любовь с собственной же подружкой. Понимаю: это модно. Всякие нестандартные ориентации. Если бы узнала ее мать, она бы в обморок упала.