Спонтанно возникший план лететь вместе с отбывающей в гастрольный «чес» примадонной попсовой эстрады Святой принял. Перевозить арсенал железной дорогой означало пойти на неоправданный риск. Подставляться под проверки на дорогах не было резона. Беглый досмотр мог обернуться арестом.

За двое суток до старта в неизвестность к команде присоединился Паша Дробин. Адвокат внес залог и прямиком из зала суда увез его в аэропорт.

Дробин слово в слово повторил версию Бодровского, добавив колоритные подробности своих мытарств по камерам следственного изолятора. Беря стакан ладонью с въевшейся угольной пылью и розовыми полосками шрамов, оставленных стальными наручниками, он глухим голосом много перенесшего человека отвечал на увещевания Святого, советовавшего все досконально обдумать:

– Шахте, командир, хана. В лавочники, «сникерсы» детишкам задвигать, я под дулом пистолета не пойду. А в городке работы днем с огнем не сыщешь. Допиваться до белой горячки тоже не вариант… Нет, командир! Раз достал меня из тюряги, значит, так тому и быть. Не отговаривай. Я на войне человеком себя почувствовал, нужным кому-то, а там… – Курносое лицо Дробина обиженно скривилось. – Шлак. Отработанная порода, выброшенная в отвал.

Он выпивал водки и запирался в ванне, где часами просиживал среди хлопьев пены, отмокая от грязи следственного изолятора.

– Эй, ихтиандр! Ты снова на помывку? – кривился Гуляй. – Цистерну шампуня извел, чистюля.

– Оставь Пашку! Пускай полощется! – одергивал шутника Святой.

Ему был знаком посттюремный синдром, когда на воле невыносимо хочется сменить кожу, впитавшую вонь камер.

По документам и договорам Дробин с Гуляем значились как технический персонал, нанятый фирмой «Арт-Би», они должны были монтировать громоздкую аппаратуру на концертных площадках и обеспечивать световые эффекты.

– Ну, Павлуша, ты мастак по фейерверкам! – изгалялся бывший сержант. – Был минером, стал пиротехником. Может, схохмим и отправим звездочку Стэллу на Луну?!

– Болван! – беззлобно огрызался Дробин, перебирая похожие на макаронины электродетонаторы.

Прислушиваясь к перебранке товарищей по оружию, Святой ощущал прилив бодрости. Ведь он снова командовал маленьким отрядом, представлявшим серьезную силу. Они вместе шли на врага, чувствуя локоть друг друга.

Но в бочке меда была своя ложка дегтя – скудные сведения об Эмире. Наркобарон казался фигурой почти вымышленной, сотканной из россказней и легенд.

– Ты отправляешься на охоту за призраком! – Дарья Угланова, приготовившая отвратительный прощальный ужин, в котором преобладали консервированные продукты, прикурила от оплавившейся, мерцающей огоньком свечи.

Они сидели на кухне. Из окна лился серебристый лунный свет, в котором журналистка была настолько хороша, что Святой испытывал к ней настоящую нежность, подталкивающую его перейти границы дозволенного.

– Призрак?! На призраков не готовят международную облаву. Ты сама говорила, что американцы заставляют азиатов шевелиться. Выдумала?!

– У меня не столь буйная фантазия. Чиновник из Министерства иностранных дел под большим секретом сообщил об этом. Россию тоже просят посодействовать. – Дарье не хотелось разглагольствовать о делах.

Ее глаза призывно сияли, отражая голубовато-лунное свечение.

– По Бодровскому ничего нового? – Магнетизм этого свечения пробуждал в Святом вполне конкретные желания.

– Сильные мира сего умеют скрывать прошлое. Учился в зачуханном провинциальном институте народного хозяйства, был снабженцем строек социализма в Средней Азии. До перестройки раз побывал в загранкомандировке, помогал афганцам строить дороги. Перенес гепатит. После смерти своей первой жены познакомился в Москве с Ольгой Григорьевной… Сколько можно одно и то же повторять?! – сердито вскрикнула Угланова, теряя терпение. – Ты завтра убываешь бог знает куда, а мы переливаем из пустого в порожнее. Ольгу Григорьевну я не видела. Мадам Бодровская прихворнула и восстанавливает нервную систему в закрытой лечебнице. На собрании лиги сидели толстосумы, чьи рожи примелькались до тошноты. Они смотрели в рот Бодровскому и бешено аплодировали, как кролики, загипнотизированные удавом. Делали пожертвования чеками с шестизначными цифрами и утирали слезы платочками. Что тебе еще надо? Аккредитацию фотокорреспондентом от моей газеты? Лови…

Святой просил раздобыть такое удостоверение. У представителя прессы свобода действия пошире, чем у осветителя или звукооператора. Да и репортер, задающий вопросы, не вызывает подозрений.

– Спасибо! – Картонка, забранная в пластик, проскользнула между пальцами и упала.

Святой нагнулся поднять картонку. Выпрямившись, он увидел перед собой лицо девушки.

– Не уезжай! – прошептала Дарья и прижалась губами к его губам.

Пока шла погрузка, погода незаметно испортилась. Мелкий, все еще по-летнему теплый грибной дождь накрапывал, прибивая пыль к бетонным плитам и наводя глянец на пожухлую траву.

– Командир, пора паковать манатки! – Гуляй, сменив горизонтальное положение на вертикальное, встал, потянулся, подставляя под дождь свое мускулистое тело. – Дробин, тревога! – гаркнул он, несильно пнув товарища носком ботинка.

К самолету подрулил автомобиль, из него выскочила тщедушная блондинка и взбежала по трапу внутрь лайнера. Орда сопровождающих гурьбой ринулась за поп-звездой.

– Раз, два – взяли! – Святой, став впереди, поднял за ручки-скобы окантованный ящик.

Внутри него покоился арсенал группы, уложенный в длинную, как гроб, двухсотваттную колонку, из которой удалили начинку.

Кряхтя и чертыхаясь, они занесли ящик в грузовой отсек самолета и поставили среди похожих, как близнецы, коробов.

До вылета оставалось минут двадцать. Оставив парней наводить порядок в отсеке, Святой спустился по аппарели на летное поле. Столкнувшись нос к носу с продюсером, он отвернулся от заискивающе улыбающегося толстяка.

– Все нормально? – слащаво спросил Сытых.

– Бывал в местах, куда летим? Не опасаешься, что мусульмане тебя и твою курочку пощипают?

Накануне газеты сообщили о волне терактов и вооруженном выступлении оппозиции, бунтовавшей в некоторых провинциях республики.

– Свечку поставил в церкви! – набожно сложив пухлые пальчики, напоминавшие разваренные сосиски, произнес Сытых. – Когда говорят пушки, музы молчат! Но искусство вечно…

Резкий сигнал автомобильного гудка пронесся над серой лентой взлетной полосы. Американский лимузин Бодровского, сопровождаемый джипом, на бешеной скорости преодолел расстояние до застывшего перед разбегом самолета.

– Успел удачи пожелать! – Платон Петрович задыхался, словно ему пришлось пробежать, а не проехать в комфортабельном «Меркурии» эти километры.

– У нас не принято так напутствовать! Пожелайте всем вернуться домой! – Святой посмотрел на магната, о котором не знал ничего, кроме его навязчивой идеи уничтожить Эмира, ради чего ему, Святому, со товарищи предстояло рисковать жизнью.