Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Причина оказалась до банальности проста: стоило им спуститься на первый этаж, как их ждала толпа оголтелых и жадных до сплетен журналистов. Повсюду сверкали вспышки, дроны в ожидании поднялись над потолком для съемок незапланированных интервью в прямом эфире. Елисей, Настя и Антон застыли прямо перед ступенями эскалатора, будто не зная, стоило ли спускаться или лучше переждать где-нибудь в тихой зоне.
— Какого хрена? — раздраженно прорычал Елисей, едва сдерживая ярость. — Их здесь вообще быть не должно!
— Надо созвониться с охраной, — пробормотала Настя. Однако Татошка остановил ее прежде, чем она успела коснуться пальцем смарт-часов на запястье.
— Посмотри.
Он кивнул на темную фигуру в костюме впереди всей этой вакханалии. Точно змея, которая застыла в ожидании своих жертв, Марат Донской держал в руках букет красных пионов и приветливо улыбался детям главного конкурента. Вокруг него прыгали репортеры, постоянно снимали и задавали громкие вопросы о причине присутствия здесь мэра города. Ведь ясно, что он не здоровье сюда поправлять пришел. Тем более с таким букетом.
— Вот скотина, — с шумом выпустила воздух из легких Настя и сжала пальцы в кулак, представляя шею соперника отца. — Какого рожна он здесь забыл? Хочет поиздеваться?!
Она первой ступила на эскалатор, явно вознамерившись наподдать неприятному типу. Пришлось двигаться следом, хотя от шума дронов и голосов журналистов у Антона все перед глазами поплыло. Каждый выкрик и снимок доставлял почти физическую боль, поскольку он знал, чем закончится эта встреча.
Понимал, какие вопросы услышит о себе и остальных. Они будут говорить о Павле, махинациях с ценными бумагами, затронут кражу денег из фондов Ярославом, начнут расковыривать рану и терзать воспоминания о тюрьме. Для этих людей Татошка являлся одновременно сенсацией года и самым ненавистным человеком на планете. Большинство из них были готовы разорвать Канарейкина на кучу маленьких желтых статеек, смакуя подробности отвратительного эпизода в Африке с участием младшего сына Павла.
«Кибертеррорист, убийца и преступник» — такими прозвищами награждали Антона сограждане в каждом мало-мальски значимом блоге о жизни знаменитостей. Потому каждый шаг давался с трудом, пришлось даже схватиться за плечо старшего брата, который быстро поддержал его.
— Тони? — негромко позвал Елисей, и Настя резко обернулась, пока ступени одна за другой медленно подводили их к краю. — Давай уйдем отсюда. Нам не обязательно видеться ни с Донским, ни с этими пиявками. Мама ждет на парковке. Вызовем охрану и уедем.
Тасмановой такой подход к решению проблемы не понравился, однако спорить она не решилась. Перекошенное лицо Татошка оказалось слишком красноречивым, чтобы спорить о бессмысленном.
— У него все равно запрет на посещение. Мама достаточно жестко пояснила через Андрея и тетю Кристину, что будет, если его нарушат, — фыркнула Настя, с ненавистью покосившись на Марата. Тот с упоением внимал восхищенным вздохам и словам о собственном милосердии к униженным врагам.
Удавка на шее затянулась, стало совсем нечем дышать. Из огромного помещения враз выкачали весь кислород за жалкие миллисекунды, не оставив шанса на спасения от вездесущих глаз и ушей. Сознание помутнело, заплясали цветные круги и белые точки — они стали предвестниками позорного падения перед стаей жадных, голодных падальщиков, которые кружили над головами семьи Антона.
Елисей сжал его локоть, Настя прижалась к боку и принялась шептать что-то успокаивающее. Внезапно точно вспышка накрыло воспоминание, казалось бы, совсем недавнее. Еще вчера Татошка красил стены школы в Танзании, а теперь стоял и смотрел куда-то дальше, поверх плеча Донского. Туда, где толпились журналисты, распихивая друг друга локтями.
Он помнил, какого цвета ее глаза, пусть они прикрыты козырьком кепки. Небесно-голубые, как небо в погожий денек. Сквозь защитный кокон Антон слышал звонкий смех — как прохладный ручей, бьющий ключом из недр самой земли.
Милана стояла там, среди десятков людей, и смотрела прямо на него.
«До нашей встречи я даже не знала, что значит "семья". Можно ли назвать меня счастливой?»
Какой же Татошка кретин, она же столько раз ему намекала на очевидное. Он по-настоящему счастливый человек, ведь у него всегда была семья. Настоящая, крепкая и по-своему заботливая, пусть понял Канарейкин это только сейчас.
— Давай, братан, пошли. Обойдется без очередного грязного пиарчика за счет нас, — с презрением бросил Елисей, но вдруг с удивлением понял, что брат за него цепляется. Наоборот, Антон резко выпрямился, аккуратно отцепил пальцы сестры от рукава своей плотной толстовки и поймал ее недоуменный взгляд карих глаз.
— Тони?
— Пошли, встретим гостя как полагается, — твердо заявил он.
«Антон Павлович, что вы скажете по состоянию вашего отца? Есть ли утешительные прогнозы?»
«Антон, Павлович, как вы прокомментируете свое возвращение?»
«В Москве вас встретили дружелюбно? Есть ли основания полагать, что ваши действия в Африке приведут к международному конфликту?»
«Многие считают вас виновным. Не хотите это прокомментировать?»
Сразу же посыпался град бесконечных вопросов на грани дозволенного. Одни интересовались состоянием здоровья Павла, другие форсировали тему кибератаки и тюремного заключения Канарейкина.
Губы Донского расплылись в торжествующей улыбке, мэр города почти сразу сделал шаг навстречу Антону, который шел впереди, игнорируя любые попытки вывести его на разговор. Смутила Марата излишняя самоуверенность каре-зеленых глазах младшего Канарейкина, уверенная походка и неожиданные слова.
— Марат, какая встреча. Да еще с цветами, — воодушевленно начал Татошка раньше, чем соперник Павла открыл рот. Несколько прыгающих рядом журналистов притихли в ожидании сенсационных заявлений или очередного скандала.
Настя с Елисеем застыли за спиной брата вместе с репортерами вокруг. Подобное панибратское отношение к представителю власти выходило за грань понимания большинства присутствующих. Собственно, у Марата оно тоже никак не вязалось с образом вечно незаметного сына Павла. Он даже предположил, что у парня в Африке разум помутился после всех злоключений. О чем не преминул сообщить.
— Я так сочувствую вашему горю, — протянул Донской после короткого приветствия, почти натурально изображая скорбь и понимание. Он наклонил голову для пущего эффекта, затем попытался похлопать Татошку по плечу. — Сначала террористы, потом тюрьма, теперь отец. Нетрудно догадаться, как вам тяжело.
— А вы прямо сама добродетель,
