Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мистер Беленький, мы вам хорошо заплатим! – вскричал сквайр, умоляюще вскидывая руки. – Выслушайте нас. У нас есть для вас работа.
Штурман Пендайс первым подсел к столу.
****
Когда они вышли из таверны, мистер Трелони сказал штурману:
– Как вы меня напугали, мистер Пендайс. Ещё мгновение, и я бы решил, что вы, и правда, собираетесь повесить этого несчастного Уайта.
Сквайр улыбнулся и посмотрел на штурмана, ожидая ответную улыбку и какие-то объяснения, но штурман молчал: твёрдого рисунка рот его был сурово сжат, прищуренные стеклянные глаза не смотрели на сквайра. У того похолодело в груди. Больше он штурмана ни о чём не спрашивал.
У своей шлюпки они подождали матросов, посланных за известиями. Вскоре те подошли и сообщили, что кроме «Пенителя морей» из бухты Гран-Пас сегодня никто не выходил, все другие корабли остались на месте.
Утром мистер Трелони, Платон и несколько матросов с «Архистар» ушли на шасс-маре Чарли Беленького на поиски «Пенителя морей». Штурман Пендайс рассудил, что килевание – это работа долгая и трудная, и пока «Пенителя» полностью разгрузят, пока его закрепят канатами, пока наклонят, пока счистят ракушку да просмолят корпус – пройдёт не один день. А за это время им надо отыскать капитана.
Так что мистеру Трелони поручалась только разведка, а в бой вступать с превосходящими силами противника запрещалось категорически. И получилось так, что судьба доктора Легга стала зависеть от поисков капитана. При этом штурман Пендайс со всей определённостью заверил команду, что капитан жив (иначе его убили бы сразу) и что находится он (скорее всего) всё ещё в посёлке Бастер либо на кораблях в гавани.
Когда Чарли Беленький бросил якорь на своём шасс-маре западнее бухты Крус, мистер Трелони со своим отрядом добрался до «Пенителя» по суше, правильно рассудив, что со стороны моря у пиратов обязательно должны находиться дозорные, а вот со стороны суши отряд никого не встретит.
Сквайр подполз на животе к краю обрыва и посмотрел в зрительную трубу на пиратский лагерь. Внизу, у самого берега, стоял корабль, сновали пираты, на кромке песка и прибрежной травы белели палатки, сделанных из срубленных жердей и парусины. Мистер Трелони лежал очень долго, но, сколько он не всматривался в берег, доктора ему увидеть не удалось.
«Не уйду отсюда, хоть целый день буду лежать, но найду доктора», – решил он и тут же услышал протяжное:
– Доктора к капитану Барранкилья!
Мистер Трелони встрепенулся: кричал рослый детина в синем жюстокоре, появившийся вдруг из большой палатки. Сейчас же возле другой палатки образовалось движение, поднялась суета, раздались возгласы, парусина от её входа откинулась, и наружу вылез доктор Легг. В руках у него была бутылка, он приложился к ней и медленной, плывущей походкой пошёл к капитанской палатке.
– Чёрт побери, – сказал мистер Трелони восхищённо, стукнул ладонью по зрительной трубе, складывая её, и пополз к своим, изо всех сил вжимаясь в землю.
****
Когда шасс-маре Чарли Беленького вернулся на Тортугу, штурман Пендайс встретил мистера Трелони неутешительным известием, что капитан всё ещё не найден.
Штурман за это время успел объявить в Бастере и соседнем посёлке Кайон награду тому, кто укажет хоть малейшую нить, которая смогла бы привести к капитану. Немногочисленные колонисты, охотники и флибустьеры нервно чесали в затылках, глаза их блестели от жадности, но ничего существенного они сообщить не могли. Правда кто-то из рыбаков поднялся на «Архистар» и рассказал, что он, вроде как, видел субъекта огромного роста в малиновом камзоле с вышитыми на нём золотыми звёздами в посёлке Кайон. Штурман дал рыбаку денег, что разохотило обитателей обоих поселков по части получения награды ещё больше, но сообщение это ни к чему не привело: в Кайоне этот золотозвёздный субъект больше не появлялся. Штурман объявил, что повышает награду за сведения о судьбе похищенного капитана Линча. Посёлки заволновались – сумма была приличная.
Тут вернулась «Принцесса» и с нею бриг «Гордый», на борту которого уже не было капитана Санчес: коммодор Грант, мягко глянув на штурмана Пендайса янтарными в крапинку глазами, объяснил вскользь, что капитан Санчес погиб в бою, что штурману было сейчас, впрочем, совершенно не важно. Вернувшиеся корабли встали на рейде рядом с «Архистар», ещё плотнее закупорив выход из бухты другим судам. Матросы с «Принцессы» и «Гордого» по приказанию коммодора Гранта тоже занялись розысками капитана.
Как назло, два флибустьерских корабля намеревались покинуть гавань Бастера, и их капитанов злила непредвиденная задержка: штурман Пендайс заявил, что ни одна посудина из бухты не выйдет, как только после его личного досмотра. Флибустьерские капитаны молчали, хмурились и хватались за пистолеты: они сочувствовали «Архистар», оставшейся без капитана, но всё же, лезть на их корабли… Да это же чистой воды пиратство!.. Кризис назревал, как гнойный нарыв, и обещал вылиться в вооружённое столкновение.
И тут матросы, оставленные в таверне, привезли на борт шхуны трактирщика Уайта, у которого для штурмана Пендайса было срочное сообщение.
****
Капитан поднимался из подвала по лестнице.
Кругом было темно, гулял ледяной ветер, и по мере того, как он поднимался, светлее не становилось, и это было тем более странно, потому что в руке его был факел, который хоть и дымил, потрескивая время от времени, но всё же как-то горел. Капитан еле двигался: глаза отказывались смотреть, его мутило от жестокой головной боли, а ноги едва переставлялись, будто на них висели каторжные колодки. Снизу, из подвала, его догонял тоскливый собачий вой.
Капитан был на лестнице не один: ему беспрестанно попадались люди, которые, вжимаясь в стены, уступали дорогу, какие-то двери хлопали, открываясь и закрываясь где-то совсем рядом, кто-то окликал его, но когда он оборачивался, то никого не видел. Какие-то горькие мысли, какие-то неясные образы сверлили ему мозг, выскабливали его, ввинчиваясь в самую середину и делая боль совершенно невыносимой… «Только бы добраться до кровати, только бы доползти, не упасть, не свалиться, больше мне ничего не надо», – думал он.
Наконец, ему удалось открыть дверь, и там, в полумраке комнаты, он увидел, к своей досаде, совершенно ненужного сейчас, когда ему так плохо, совсем лишнего здесь человека, тёмный силуэт которого казался странно и смутно знакомым. С каждой секундой капитан чувствовал всё острее, всё ярче, что знает его. Человек шагнул к окну и с треском раздвинул шторы. Солнечный свет хлынул на капитана, и он, ослеплённый этим сиянием, почти узнал этого человека. И когда капитан, с каким-то ужасом даже, готов был понять, когда он готов был, наконец, осознать, кто это перед ним – он очнулся…
Капитан лежал на спине, кругом было темно и ничего не видно, и у него раскалывалась голова от боли. Он попробовал встать, шевельнуть рукой, потом ногой – ему это не удалось. Капитан с тягостным недоумением понял, что крепко связан и вместе с жалобным звоном разбитого стекла, прозвучавшим в его гудящей от боли голове, он вспомнил всё, что было до того, как его ударили бутылкой. Испуганная мысль о докторе встрепенулась, придавлено дёрнулась в едва тлеющем его сознании, и он позвал, что было сил: