Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот спорим, ей сейчас что-то снится! – сказала Аста.
– Это еще кто там? – вдруг резко сказала Элис.
Она указывала куда-то Малкольму за плечо; взгляд ее был устремлен назад по ходу движения и вдаль. Мальчик обернулся, но различил сквозь влажный серый воздух лишь слабые очертания человека в ялике, который быстро греб по направлению к ним.
– Плохо видно, – сказал Малкольм. – Может быть, это…
– Он самый, – оборвала его Элис. – Деймон сидит на носу. Греби быстрее!
Отсюда Малкольм уже видел, что ялик – неудобное суденышко, которое и сравниться не могло быстротой и ходкостью с «Дикаркой». Зато у гребца были мускулы взрослого человека, и на весла он налегал весьма решительно.
Малкольм погрузил весло в воду, и каноэ ринулось вперед. Увы, долго он так выкладываться не сможет: уже болели и руки, и плечи, да и все тело до самой поясницы.
– Что он там делает? Где он? – отрывисто спросил он.
– Отстал. Не вижу его отсюда – он сейчас за тем холмом. Давай, не останавливайся!
– Я и так гребу изо всех сил. Скоро придется остановиться, а кроме того…
Смена ритма качки разбудила Лиру, и та начала тихонько хныкать. Скоро ее придется покормить, а это значит – привязать каноэ, развести огонь, согреть воды. А до того – еще и найти, где спрятаться.
Малкольм принялся оглядываться по сторонам, сохраняя как можно более ровный и сильный ход. Они плыли через широкую долину, где-то очень высоко над руслом реки. Слева над водой вздымался поросший лесом склон, а справа возвышался большой дом, белый, в классическом стиле. Он стоял на склоне зеленого холма, тоже поросшего деревьями. До него было довольно далеко; скорее всего, человек в ялике увидит их, прежде чем они успеют спрятаться.
– Правь к дому, – велела Элис.
Малкольм и сам думал, что из двух вариантов следует выбрать этот, и, развернув лодку в нужном направлении, снова стал грести изо всех сил. Вскоре они различили тонкий столб дыма, поднимавшийся над одной из многочисленных труб и таявший на ветру.
– Там люди, – сказал Малкольм.
– Вот и хорошо, – ответила Элис.
– Если кругом будут люди, – заметила Аста, – меньше шансов, что он…
– А вдруг он уже там и с ними заодно? – проворчал Малкольм.
– Но он же вон там, позади, в лодке, разве нет? – удивилась Аста.
– Может и так. Отсюда далеко, не разглядеть.
Малкольм осознал, что ужасно устал. Он не знал, сколько уже гребет, но, сбавив ход ближе к дому, почувствовал, как с каждым футом на него все больше наваливаются холод, усталость и голод. Он уже едва мог держать голову.
Впереди пологая лужайка поднималась прямо из воды к белому, украшенному колоннами фасаду. Впрочем, света было так мало, что видно было только то, что движется. Где-то на задах дома из трубы поднимался дым.
Лодка мягко ткнулась в скрытую под водой землю.
– Так, и что мы будем теперь делать? – деловито спросила Элис.
Склон поднимался очень плавно – между лодкой и краем травы оставалось еще несколько футов.
– Снимай ботинки и носки, – сказал Малкольм, стягивая обувь. – Мы вытащим каноэ на берег, по траве оно пройдет достаточно легко.
Тут их окликнули со стороны дома.
Между колоннами показался мужчина и жестами приказал им убираться подобру-поздорову. Он еще что-то крикнул, но было далеко, и они не расслышали.
– Иди к нему и объясни, что нам надо покормить ребенка и немного отдохнуть, – сказал Малкольм.
– Почему я-то?
– Потому что тебя он скорее послушает.
Они вытащили каноэ из воды, и Элис с чрезвычайно мрачным видом зашагала вверх по склону к человеку, который снова что-то крикнул.
Малкольм оттащил лодку подальше от воды, в растрепанный кустарник у края лужайки, и без сил рухнул рядом.
– Как ты там, просыпаешься? – сказал он Лире. – Везет некоторым. Хорошая у вас жизнь, у младенцев.
Лира, однако, совсем не выглядела довольной. Малкольм вынул ее из каноэ и принялся баюкать на коленях, стараясь не обращать внимания на запах, недвусмысленно намекавший, что ребенка пора переодеть… Ни на запах, ни на серое небо и холодный ветер, ни на далекого человека в ялике, который как назло снова показался на глаза. Малкольм прижал малышку к груди и осторожно поцеловал в лоб.
– Мы тебя защитим, – сказал он. – Смотри, Элис уже разговаривает вон с тем человеком. Скоро мы отнесем тебя в дом, затопим камин и согреем молока. Конечно, если бы твоя мамочка была здесь… У тебя же никогда не было мамы, правда? Тебя просто где-то нашли. Лорд-канцлер подобрал тебя под кустом и подумал: «Вот черт, я же не могу сам присматривать за ребенком! Лучше отдам ее сестрам в Годстоу». Потом за тобой ходила сестра Фенелла – ты же ее помнишь, да? Славная старушка, правда? А потом случился потоп, и нам пришлось забрать тебя на «Прекрасную дикарку». Интересно, ты вообще что-нибудь из этого потом вспомнишь? Скорее всего, нет. Я вот ничего не помню из того времени, когда сам был таким маленьким. Смотри-ка, а вот и Элис к нам идет. Посмотрим, что она скажет, а?
– Он говорит, что надолго нас не пустит, – сообщила Элис. – Я сказала, что нам только огонь развести и ребенка накормить, и что надолго мы бы все равно не остались. Что-то там неладное творится. Странно этот человек выглядит.
– Там еще кто-нибудь есть? – спросил Малкольм, поднимаясь на ноги.
– Нет. По крайней мере, я больше никого не видела.
– Бери Лиру, а я спрячу каноэ получше, – сказал он, передавая ей ребенка.
Руки у него тряслись от усталости.
Сделав все возможное для «Дикарки», он собрал необходимые для Лиры вещи и поплелся к дому. За колоннами обнаружилась огромная дверь – сейчас открытая; о косяк опирался мужчина с кислой физиономией и в грубой одежде. Его деймон-мастиф неподвижно стоял рядом и провожал их глазами.
– Надолго вы тут не останетесь, – снова сказал мужчина.
– Не останемся, – живо согласился Малкольм.
Человек был слегка пьян, а он знал, как обращаться с пьяницами.
– Симпатичный дом, – сказал Малкольм.
– Может, и симпатичный, да не твой.
– Значит, ваш?
– Теперь да.
– Вы его купили или просто себе забрали?
– Наглеешь, как я посмотрю?
Деймон-мастиф глухо зарычал.
– Не-а, – легкомысленным тоном ответил Малкольм. – С потопом все так переменилось. Я бы не удивился, если бы вы отвоевали этот дом силой. Сейчас все по-другому. А если вы его завоевали, значит, он теперь ваш, это уж как пить дать.
Он посмотрел вдоль лужайки на бушующую реку. Сгущались сумерки, и гребца на лодке было не разглядеть.