Мальчик привел мне скакуна, и Гизела взобралась в седло, не слишком изящно вздернув подол до самых бедер. Сунув грязные туфли в стремена, она протянула руку, чтобы коснуться моей щеки, и заметила:

— А ты похудел, Утред.

— Ты тоже.

— Я не знала счастья, — продолжала она, — с того самого дня, как ты уехал.

Подержав свою ладонь на моей щеке всего одно биение сердца, Гизела вдруг резко отдернула руку, сорвала с головы льняной чепец и распустила черные волосы, так что они упали ей на плечи, словно у незамужней девушки.

— Нельзя считать, что я замужем, — пояснила она. — Ведь настоящей церемонии венчания не было!

— Пока не было, — ответил я, и сердце мое буквально пело от счастья.

Я не мог отвести от Гизелы глаз. Я снова был с ней, и все долгие месяцы рабства показались мне какими-то нереальными, словно их никогда и не было.

— Надеюсь, на сегодня ты убил уже достаточно врагов? — озорно спросила она.

— Нет, не достаточно.

И мы поскакали туда, где шла сеча.

Невозможно убить абсолютно всех воинов вражеской армии. Во всяком случае, такое случается чрезвычайно редко. И не верьте поэтам, которые, рассказывая о битве, неизменно настаивают на том, что ни один враг не спасся. Интересно, что сами поэты, если вдруг им довелось участвовать в сражении, всегда обязательно выживают, даже когда все остальные гибнут. Правда, странно? Но что знают они о сражениях? Я никогда не видел ни одного поэта в «стене щитов».

В тот день у Кетрехта мы, должно быть, убили больше пятидесяти воинов Кьяртана, и, когда все вокруг обратилось в хаос, потому что люди Гутреда не видели разницы между сторонниками Кьяртана и датчанами Рагнара, некоторые враги смогли спастись.

На Финана напали двое из личной стражи Гутреда, и он убил обоих. Когда я его отыскал, на него уже налетел третий.

— Это наш человек! — закричал я Финану.

— Он похож на крысу! — прорычал в ответ ирландец.

— Его зовут Ситрик, — продолжал я, — и в свое время он принес мне клятву верности!

— И все равно он похож на крысу!

— Ты на нашей стороне? — окликнул я Ситрика. — Или вновь присоединился к войскам своего отца?

— Нет, нет, мой господин!

Ситрик побежал ко мне и упал на колени, рухнув прямо в грязь, истоптанную копытами моей лошади.

— Я все еще твой человек, господин!

— Разве ты не давал клятвы Гутреду?

— Он этого от меня никогда и не требовал.

— Но ты ему служил? Ты не сбежал обратно в Дунхолм?

— Нет, мой господин! Все это время я оставался с королем.

— Он и впрямь служил Гутреду, — подтвердила Гизела.

Я отдал ей Вздох Змея, наклонился и взял Ситрика за руку.

— Значит, ты все еще мой человек?

— Конечно, мой господин.

Ситрик вцепился в мою руку, недоверчиво глядя на меня.

— Согласись, что от тебя немного пользы, если ты не можешь победить костлявого ирландца вроде этого? — кивнул я на Финана.

— Он слишком быстрый, мой господин, — сказал Ситрик.

— Что ж, научи парнишку своим трюкам, — обратился я к Финану и потрепал Ситрика по щеке. — Рад видеть тебя, Ситрик.

Рагнар захватил двух пленных, и Ситрик узнал того, который был повыше.

— Его зовут Хогга, — сказал он мне.

— Раньше звали, — поправил я. — Теперь он мертвец Хогга.

Я знал, что Рагнар не оставит в живых ни одного из людей Кьяртана и не успокоится до тех пор, пока сам Кьяртан не умрет. То была кровная месть, питаемая ненавистью. Рагнар жаждал отомстить за гибель отца, однако Хогга и его товарищ, похоже, надеялись, что останутся в живых. Они охотно рассказывали нам про Кьяртана, у которого в Дунхолме имелось около двухсот людей. Они сказали, что Кьяртан послал большой отряд, чтобы поддержать Ивара, в то время как остальные его воины последовали за Рольфом на это кровавое поле у Кетрехта.

— Почему Кьяртан не привел сюда всех своих людей? — захотел знать Рагнар.

— Он ни за что не оставит Дунхолм, мой господин, поскольку опасается, что лорд Беббанбурга может на него напасть.

— Эльфрик угрожал ему? — спросил я.

— Этого я не знаю, мой господин, — ответил Хогга.

Вряд ли мой дядя рискнет напасть на Дунхолм. Хотя, может, он и повел бы людей на помощь Гутреду, если бы знал, где тот находится. Он был не прочь заполучить труп святого и Гизелу, но я подозревал, что он не пошел бы ради этого на крупный риск. И уж определенно мой дядя никогда не стал бы рисковать самим Беббанбургом, как и Кьяртан Дунхолмом.

— А что Тайра Рагнарсон? — вновь приступил к допросу Рагнар. — Она жива?

— Да, мой господин.

— И у нее все благополучно?

Пленники заколебались, потом Хогга скорчил гримасу.

— Она безумна, мой господин. — И понизил голос: — Она совершенно безумна.

Рагнар уставился в упор на обоих пленников. Им явно стало не по себе от его взгляда, но потом мой друг поднял глаза к небу: там от восточных холмов летела в нашу сторону какая-то птица.

— Скажите, как долго вы служили Кьяртану? — спросил он. Его голос внезапно стал тихим, почти спокойным.

— Восемь лет, мой господин, — ответил Хогга.

— Семь лет, мой господин, — сказал второй пленник.

— То есть вы служили Кьяртану еще до того, как он укрепил Дунхолм? — по-прежнему негромко проговорил Рагнар.

— Да, мой господин.

— И вы оба служили ему, — продолжал Рагнар, теперь тон его стал резким, — когда он повел людей в Сюннигтвайт и сжег дом моего отца. Когда он забрал мою сестру, чтобы сделать ее шлюхой своего сына. Когда он убил моих родителей. Так?

Оба пленника молчали. Хогга лихорадочно оглядывался по сторонам, словно искал путь к спасению, но его окружали верховые датчане с мечами. Его товарищ дрожал от страха. Потом вздрогнул и Хогга: Рагнар вытащил из ножен Сокрушителя Сердец.

— Нет, мой господин! — воскликнул Хогга.

— Да! — сказал Рагнар, и лицо его перекосилось от гнева.

Ему пришлось спешиться. Он убил обоих пленных и в ярости изрубил на куски лежащие на земле трупы. Я некоторое время наблюдал за этим, потом повернулся, чтобы посмотреть на лицо Гизелы. Оно ничего не выражало. Почувствовав мой взгляд, она повернулась ко мне с торжествующим видом. Надо же, а я боялся, что моя возлюбленная придет в ужас, став свидетельницей того, как потрошат людей.

— Они ведь это заслужили? — спросила она.

— Еще как заслужили, — ответил я.