он был то с друзьями, то с родителями и на Волге и на Дону и на Ангаре и на Неве. А на Амуре он уж точно раз тридцать побывал. И сейчас видел что эта огромная река, точно не уступающая Дону — совершенно не похожа ни на одну реку, которую он видел.

Дело даже не в грязи — а по реке несло и топляк и даже раздувшиеся трупы животных, и никто не обращал внимания. Где мосты? Почему нет ни мостов, ни почти даже переправ: Он припомнил мост через Ангару, он шел поверху огромной ГЭС, и с одной стороны не было видно дна, а с другой — было целое море. Он вспомнил мосты через Дон… Мишка Воронов, его друг, из казаков, называл Дон со смешной почтительностью «Дон-батюшка» и говорил почему то «не можно» вместо обычного «нельзя». Он вспомнил мосты через Волгу — самый огромный в районе Царицына. А здесь мостов не было. И это лучше всего другого говорило о силе народа, занимающего эту землю.

Джонок на реке было полно, те что побольше управлялись двигателем от автомобиля — но только раз им попался навстречу настоящий буксир. Почему они не используют реку для транспортировки грузов? На Волге — баржи с толкачами идут целыми караванами. И на Дону тоже…

А потом он увидел мост. Мост, который наполовину лежал в воде, а около него — толпились джонки…

О том, что на джонке солдаты — он понял, когда ее качнуло — это один, а за ним и другой солдат перебрались на борт. Двое, низенькие, коренастые, с непроницаемым взглядом черных как речные голыши глаз, они привыкли к зрелищу любой беды, и их интересовало только то, сколько им удастся взять…

— Откуда идешь?

— С гор.

Солдаты не удивились — горные племена не знают географических названий

— Сколько человек?

— Четверо.

— Зачем?

— На рынок. Продать рыбу и еще кое-что.

Эта джонка ничем не отличалась от остальных

— Если четверо, по тысяче пиастров с человека.

— Но это грабеж!

— Вплавь бесплатно.

Что-то бурча на своем языке, горец достал заготовленные деньги. Этот спектакль повторялся, раз от раза и никого не интересовал

— А вон там кто? — показал солдат

— Это мой сын. Он болен, я везу его в больницу

Солдат прищурился

— Что-то он не похож на твоего сына…

Напарник толкнул его локтем

— Думаю, его жена наставляла ему рога с американцами — громко сказал он — горянки они там все такие.

Солдат заржал, сунул деньги в карман и ловко перепрыгнул на следующую лодку…

Центральный Индокитай. Пномпень. Город у двух рек. 21 июня 1979 года

Один из смертных жив я: ибо мой — сей миг…

В. Иванов. Тантал

Пномпень. Бывшая столица Индокитая, город у слияния двух рек, население которого — по численности уже спорит с населением Парижа за счет беженцев, бежавших от войны. Сплав христианства, буддизма, анимизма и Бог знает чего еще, пристанище рыбаков, гадалок и звездочетов, спекулянтов и всякого ворья. Город, где надо держать ухо востро.

Когда пала континентальная Франция, а оставшиеся переселенцы оказались беззащитны перед местными и японскими завоевателями — японцы проявили мудрость, не пойдя вперед. И так они отхватили больше, чем могли переварить — континентальная Япония по территории была больше островной на порядок. Формально — Индокитай сохранился, и у власти продолжал оставаться король Нородом, и на рынке по-прежнему можно было купить все что угодно. Оружие наркотики, рабов, мальчиков, девочек. Но теперь заправляли здесь японцы, правда не самураи — а бизнес и всякая грязь из пригородов. Пномпень был городом — королем черного рынка… в сущности он и был черным рынком.

Борька сошел с лодки в районе старого порта — там сейчас был настоящий город на воде, люди жили, торговали и даже умирали на джонках, в этом царстве водорослей, рыбьих потрохов и подгнившего дерева. Чтобы добраться до земли, надо было перебираться по сходням с одной джонки на другую, а то и просто — прыгать с борта на борт. Упадешь в воду — тебя спасать никто не будет, а если и не захлебнешься — через несколько дней умрешь от какой-нибудь неизвестной, но смертельной болезни, которая водится в здешних водах.

Это был незнакомый город, он не знал ни слова на местном языке и выглядел не так как местные — но он знал, что должен сделать и был готов. Правда была с ним, как и нож, как и золотые монеты, из которых племя не взяло ни одной — и он должен был добраться до порта и поведать правду одним из тех, кого считал своими…

И наконец, под ногами земля. Земля склизкая, сырая, чужая — но все-же земля. Он до того не знал, как это приятно — стоять ногами на земле…

План действий сложился сам собой — идти туда, куда идут все и таким образом попасть в центр. Там осмотреться — и найти кого-то кто владеет языком, и подсказать дорогу до порта.

Неужели нет никого, кто бы знал английский или французский?

Он решил идти по дороге, в надежде на то что дорога его куда-то приведет — но все разрешилось намного быстрее…

— Мистер! Эй, мистер!

Английский язык заставил его дернуться. Он обернулся — девчонка!

Ниже его на голову, грязнущая — как будто бы цыганка. Одета как местные в дешевый спортивный костюм, обувь из покрышек. Но глаза живые и умные…

— Ты говоришь по-английски?

— Английский, да.

— Мне нужно в порт. Понимаешь, в порт. Или в посольство. Знаешь, что такое посольство?

— Да, посольство, знать…

— Отведи меня в посольство.

Борька достал монету

— Отведешь и я дам тебе это. Понимаешь?

— Понимать.

Девочка — ей было лет десять, не больше — резво куда-то устремилась, и Борька пошел за ней, переходя на бег. Ноги разъезжались по гнилой земле… она вела в ту сторону, где обгрызенными скелетами высились громады кораблей. Одним из занятий местных в этом регионе было разделывание старых кораблей. Это была ручная работа, потом металл сдавали скупщикам, которые в свою очередь продавали его японским металлургам — тут были небольшие заводы, работающие на металлоломе. Про экологию никто ничего не слышал.

Они перебрались через грязный поток, который самый добрый человек не назовет речкой — по доске, которая неприятно пружинила под ногами. На той стороне — были построенные из металлолома с обглоданных кораблей и гнилых досок хижины. В грязи копошились дети, тут же были тощие как